Начало войны италии против абиссинии год. Нападение фашистской италии на эфиопию

Была в Мировой истории удивительная война, которой, согласно марксистко-ленинской теории, просто не могло случиться. Дело в том, что в 1977-78 годах между собой воевали страны, официально избравшие путь «научного социализма». А союзниками и спонсорами воюющих сторон также выступили почти исключительно «социалистические» страны. Такую войну идеологам ЦК КПСС при всем желании не удалось повесить на «агрессивную природу империализма». Поэтому ее быстренько «списали в архив». За давностью лет и удаленностью района от России эту войну и сейчас упоминают крайне редко.

Между тем, для многих людей, проживающих на территории бывшего СССР, несмотря на прошедшие годы, до сих пор привычно звучат названия Адисс-Абеба и Авасса, Баренту и Гондер, Дебре-Зейт и Джиджига, Диредава и Кемболча, Нокра и Харар, номера войсковых частей 44708 и 90245, позывные узлов связи «Тростник» и «Карат». Эта публикация напомнит о том, как на самом деле разворачивались события в далекой и всеми забытой войне.

ПРЕДИСЛОВИЕ

По своему географическому охвату, задействованным силам и средствам, конфликт вполне заслуживает название «тотальной социалистической войны». В нем в той или иной мере поучаствовали 9 «социалистических» государств: Сомали, Эфиопия, СССР, Куба, Южный Йемен, ГДР, ЧССР, КНДР и Китай.

Каким же образом в далекой Африке разгорелась эта война?

Ее причины следует искать в столкновении интересов африканских «социалистических» князьков. Не секрет, что в странах Африки политики взывали к Марксу и Ленину лишь затем, чтобы проложить путь к личному обогащению и получить помощь стран коммунистического блока в борьбе с внутренними и внешними врагами. Классический пример такого отношения к марксизму преподнесли сомалийский военный диктатор Мохаммед Сиад Барре и эфиопский военный диктатор Мэнгысту Хайле Мариам.

Майор Мэнгысту был членом группы офицеров армии Эфиопии, недовольных медленным продвижением по службе и низкими окладами. Он принял деятельное участие в перевороте, в результате которого военные в сентябре 1974 года свергли эфиопского императора Хайле Селассие. Власть перешла в руки комитета, который назывался «Дерг», и в котором Мэнгысту играл видную роль. Вскоре внутри Дерга начались распри, и три месяца спустя Мэнгысту устроил очередной переворот, поставивший его во главе властной структуры. Американцам такие резкие ходы диктатора не очень нравились и они осторожно шли на контакт с майором. И, тем более, ничего ему не обещали. Мэнгысту, не будь дурак, объявил в Эфиопии путь «социалистического» строительства и тут же был принят с распростертыми объятиями в СССР и на Кубе.

Аналогичным образом действовал при захвате власти и сомалийский генерал Моххамед Сиад Баре в 1969 году. Объявив себя последователем «научного социализма», он добился от СССР масштабной помощи. Как раз в 1974 году СССР и Сомали заключили договор о дружбе и сотрудничестве. В Сомали прислали несколько тысяч советских и кубинских специалистов, много военной техники. В ответ СССР получил возможность построить для себя ряд объектов в сомалийском порту Бербера, включая военный аэродром, узлы связи и радиоэлектронной разведки.

Тем временем в Эфиопии в 1976 году Мэнгысту развернул «красный террор», причем среди тысяч его жертв большую часть составили люди, искренне считавшие себя марксистами. Но репрессии не обошли стороной ни представителей прежней аристократии, ни священнослужителей, ни вождей племен. Советский Союз, закрыв глаза на жестокое истребление «марксистов», поддержал режим «научного социализма» в Эфиопии, в решающий момент отказав в помощи точно такому же режиму «научного социализма» в соседнем Сомали. Ведь Эфиопия по многим стратегическим соображениям выглядела в глазах Москвы предпочтительней, чем Сомали: ее население в 9 раз превышало сомалийское, у Эфиопии было два удобных порта на Красном море. Правда, Эфиопия вела многолетнюю войну с сепаратистами в провинции Эритрея (причем сепаратисты в «императорский» период получали помощь от СССР!) и периодически воевала с Сомали за пустыню Огаден (провинцию Харэрге), но эти моменты считались несущественными, «рабочими».

3 февраля 1977 года Мэнгысту Хайле Мариам перестрелял еще оставшихся соратников по Дерг и единолично возглавил руководство страны. Уже на следующий день после кровавой бойни он получил поздравительную телеграмму от лидера кубинской революции Фиделя Кастро. Тогда же, в феврале 1977 года, в Эфиопии впервые появились кубинские генералы во главе с Арнольдо Очоа, которые прибыли из Анголы для изучения обстановки и определения мер по повышению боеспособности эфиопской армии, которая никак не могла справиться с партизанами в Эритрее. 14 марта 1977 года в Эфиопию прилетает Фидель Кастро. В тесном кругу с Мэнгысту и его соратниками он обсуждает разногласия между Эфиопией, Эритреей, Джибути и Сомали. Именно после этой встречи Эфиопия получает полную поддержку Кубы, а с подачи Кубы – и Советского Союза. Было решено создать «социалистическую» федерацию, объединявшую Сомали, Эфиопию, Джибути и Южный Йемен.

Однако Мохаммед Сиад Барре не захотел участвовать в этом мероприятии. Сомалийский диктатор был тертым калачом, отлично понимавшим, что у власти в «федерации» останется только один. Поэтому вместо «федерации» он задумал оттяпать у слабой пока Эфиопии район Огаден, где проживали племена сомалийского происхождения, и, тем самым, частично реализовать давно вынашиваемую идею создания «Великого Сомали». Генерал Мохаммед Сиад Баре планировал за два-три месяца разгромить эфиопскую армию, считая, что за такой короткий срок никто Эфиопии помочь не в состоянии. Это была не первая схватка двух стран по поводу спорной территории. Предыдущее вооруженное столкновение между ними произошло в 1964 г. Тогда экипированная американцами эфиопская армия взяла верх над сомалийской.

Эфиопия получила от Соединенных Штатов с 1953 по 1974 годы экономическую помощь в размере всего 35 миллионов долларов, а военную помощь в размере 2 миллиарда 786 миллионов долларов.

Поставки оружия в Эфиопию из СССР, ЧССР и ГДР начались в мае-июне 1977 года. Советские специалисты и советники направляются в Эфиопию на основании распоряжения Совета Министров СССР №1823 от 13 августа 1977 г. Главным военным советником назначается заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант П. Чаплыгин.

Факт назначения генерала ВДВ главным военным советником нашел свое отражение в номенклатуре поставок вооружения в Эфиопию. В частности, Эфиопия стала одной из немногих стран, куда поставлялись авиадесантные самоходные установки АСУ-57 и боевые машины десанта БМД .

КАК НАЧИНАЛАСЬ ВОЙНА

Сегодня не редкость, когда в наглую, на глазах у очевидцев событий, пытаются выгодными определенным кругам домыслами подменить реальную историю. Расчет делается на то, что очевидцы рано или поздно помрут, а ложная версия останется единственной и получит полную легитимность. Война 1977-78 гг. в Огадене – одно из тех событий, реальные факты которых скрыты под пластами дезинформации и лжи. С советской стороны «экспортные» мифы об этой войне сочинял отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, а внутри страны эту тему просто закрыли и спрятали документы в секретных папках архивов.

В западных странах практически официальной стала версия о якобы «национально-освободительной войне» народов Огадена. Сейчас в западных энциклопедиях и справочниках началом войны считается вторжение вооруженных отрядов Фронта освобождения западного Сомали (ФОЗС, английская аббревиатура WSLF) с территории Сомали в Огаден.

Это не совсем так. Вернее, совсем не так. С тем же успехом можно говорить, что каждый год с территории Пакистана происходит «вторжение» пуштунских племен в Афганистан, а равно и обратное действие – пуштуны ежегодно «вторгаются» из Афганистана в Пакистан.

В действительности «войну» открыли западные СМИ в июне 1977 года, после того как Эфиопия 23 апреля закрыла консульства Соединенных Штатов и других западных государств в Асмаре. Из страны была выслана американская военная миссия, прекратила функционирование их военная база. Военным атташе США, Великобритании, ФРГ и Египта было предложено покинуть Эфиопию.

Геополитическая борьба между СССР и США не позволяла американцам оставить этот факт без внимания. Поэтому западная пресса, радио, телевидение вдруг дружно начали писать, говорить и показывать массу новостей на одну тему – о WSLF. На весь мир вещалось, какая это могучая организация, какая свободолюбивая, какие у нее благородные задачи, и как она успешно воюет с коммунистическим диктатором Мэнгысту, стремясь к объединению многострадального сомалийского народа. То есть подготовка войны началась, по накатанному сценарию, с обработки общественного мнения.

Однако был у этой пропагандисткой акции и главный адресат – Моххамед Сиад Барре. И адресат смысл послания вполне понял. На всякий случай, для полной ясности, президент Соединенных Штатов Америки господин Джимми Картер 15 июля 1977 года в своей плановой рутинной речи после привычных пассажей о правах человека вдруг заявил, что США готовы оказать военную и политическую поддержку Сомали. Получив карт-бланш от США, Моххамед Сиад Барре отдал нужный приказ и уже 23 июля 1977 года в 6 часов местного времени регулярная армия Сомали вторглась в Эфиопию. Началась война за Огаден.

Вооруженные силы Сомали

В 1977 году армия Сомали (SNA – Somalia National Armies) насчитывала около 35 000 человек, имела до 200 танков Т-34 , 50 танков Т-54/55 , 60 БТР-40 и 250 БТР-152 , более 100 76-мм орудий, до 80 противотанковых пушек Д-48 , 80 гаубиц калибра 122 мм, около 60 пушек калибра 130 мм, больше сотни 120 мм минометов, примерно 150 зенитных орудий калибра до 100 мм. ВВС состояли приблизительно из 66 самолетов: 10 бомбардировщиков Ил-28 , 12 истребителей МиГ-21 , 44 истребителя МиГ-17 и МиГ-15 . Офицерский корпус в основном был обучен в СССР, в том числе окончили вузы Сухопутных войск – 1169 человек, ПВО – 510 человек, ВВС – 590 человек, ВМС – 450 человек, тыла – 80 человек и другие вузы – 267 человек. С 1964 по 1977 гг. в Сомали по линии МО СССР побывало 3911 человек, в том числе 12 генералов, 2419 офицеров, 123 прапорщика, 405 сержантов и солдат и 952 рабочих и служащих СА и ВМФ. До начала боевых действий самым крупным формированием в армии Сомали был батальон (пехотный, механизированный или танковый). С началом войны были сформированы 27 пехотных и механизированных бригад, каждая из которых включала 2-4 батальона, артиллерийскую батарею или дивизион, противотанковую батарею, подразделения обеспечения и обслуживания, общей численностью 1200-2000 человек.

Силы вторжения насчитывали до 23 000 человек. В них имелось около 150 танков Т-34 и примерно 50 Т-54/55 , до 250 БТР (БТР-50ПК , БТР-152 , БТР-60ПБ ), до 250 орудий и минометов. Поддержку с воздуха осуществляли около 40 самолетов МиГ-17 и МиГ-21 . Помимо регулярных войск Сомали в Огадене действовало до 15 000 человек в нерегулярных вооруженных формированиях ФОЗС, которые реальной боевой силы не представляли.

Вооруженные силы Эфиопии

Армия Эфиопии в целом насчитывала около 47 000 военнослужащих, ядро сухопутных войск представляли 2-я и 3-я пехотные дивизии. Большинство боеготовых частей находилось в Эритрее, где шли бои с сепаратистами. Войска в провинции Харэрге (позже объединенные в Восточный фронт) состояли из небольших сил 3-й пехотной дивизии и отдельных частей общей численностью немногим более 10 000 человек, поддерживаемых 45 танками М41 и М47 , 48 орудиями полевой артиллерии и всего 10 орудиями зенитной артиллерии. В ходе боев в сражение дополнительно вводились две роты танков М41 и рота М47 , механизированный батальон (на М113 ), дивизион самоходной артиллерии (батарея М109А2 , батарея М114 , батарея М101 ). Кубинские войска, численность которых в Эфиопии к лету 1977 года составляла около 1200 человек, до сентября в боях не участвовали. Офицерский и сержантский состав армии Эфиопии сильно пострадал в период репрессий 1974-77 годов. Многие из профессиональных военных бежали в Европу как раз через Сомали, попутно доложив сомалийской разведке о крайне плачевном состоянии вооруженных сил некогда грозного соседа.

ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

Эфиопия – старейшее независимое государство Африки. Ее название происходит от греческого слова «Айтьопия», означающего «страна людей с обожженными лицами». Это легендарная земля прежде называлась Абиссинией.

Юго-восточная часть Эфиопии представляет собой участок Эфиопского нагорья, где расположены административные районы Сидамо, Арси, Бале и Харэрге. Восточный борт Великой рифтовой зоны является четкой границей этой территории, а ее южный и восточный края находятся на территории соседних государств Кении и Сомали. Здесь встречаются как глубокие каньоны, так и горные хребты, окаймляющие Великую рифтовую зону.

Юго-восточная часть Эфиопского нагорья имеет общий уклон к юго-востоку, переходя в пустыню Огаден. Речной сток здесь направлен в Индийский океан. Крупнейшие реки этой части страны – Уаби-Шэбэлле и притоки основной водной артерии западного Сомали р. Джуббы. Наряду с постоянными водотоками существуют также многочисленные короткие реки и ручьи, наполняющиеся водой лишь в сезон дождей, когда происходит размыв рыхлых отложений. Поскольку в такие периоды извилистые русла постоянных рек получают дополнительное питание, обширные территории бывают затоплены.

В юго-восточной части Эфиопского нагорья, находящейся в зоне влияния муссонов, в годовом ходе осадков четко различают два влажных периода, разделенных сухим летним сезоном. Среднее годовое количество осадков здесь составляет 500–750 мм. В пустыне Огаден количество осадков сокращается до 250 мм в год.

На внутренних равнинах климат жаркий (средняя дневная температура 27-35° С), с малым количеством осадков. Здесь распространена разреженная травянистая растительность, а в областях Борэна и Огаден, – акациевые саванны. На плоскогорье грунты красноземные, каменистые, подвержены эрозии с образованием пылевых бурь. При движении техники вне дорог облака пыли в безветренный период поднимаются на высоту несколько сотен метров.

Район основных боевых действий разделен на горы Ахмара, представляющие собой бесконечное чередование глубоких долин и горных кряжей, что делает движение вне дорог чрезвычайно затруднительным, и плоскогорье, начинающееся от Джиджиги и простирающееся в направлении Харгейса к побережью с постепенным понижение до уровня моря. Дорога Диредава, Харар, Джиджига, Харгейса, вдоль которой происходили ключевые бои, большую часть пути проходит по горам и ущельям, через перевалы и долины. Долины часто заполнены останцами. Гранитные скалы, причудливо изъеденные эрозией, играют роль своеобразных противотанковых надолбов, одновременно давая укрытие обороняющимся. На плоскогорье (средняя высота 1200-1500 м) местность наоборот, способствует наступающему, предлагая пространство для маневра и обеспечивая прекрасную видимость. В целом плоскогорье благоприятствует применению колесной и гусеничной техники в сухой период. В период дождей движение колесной техники вне дорог практически исключено, а гусеничной существенно затруднено.

Население Эфиопии составляет свыше 60 млн. человек, но при этом делится более чем на 80 этнических групп. Большая часть из них относится к эфиопской расе, являющейся промежуточной между европеоидной и негроидной. Основные народности на рассматриваемом ТВД – хамитоязычные оромо и сомали. Оромо занимают склоны гор Ахмарского хребта и само нагорье, сомали занимают часть нагорья и пустынные районы. Оба народа частично ведут кочевое хозяйство, не признавая официальных государственных границ.

ПОРАЖЕНИЕ ЭФИОПСКОЙ АРМИИ

Сомалийская армия вела наступление двумя группировками: Северной и Южной. Малочисленная (две бригады) Южная группировка наносила вспомогательный удар в районах Доло, Годе, Ими. Главный удар в направлении Харгейса, Джиджига, Харар, Диредава наносила Северная группировка.

Сомалийские войска преимущественно выдавливали эфиопские части с занимаемых позиций, обходя опорные пункты и перехватывая маршруты снабжения. Сомалийские командиры не горели желанием штурмовать подготовленную оборону, больше полагаясь на огонь танков и артиллерии, маневренные возможности механизированных частей. Такая тактика приносит успех. Попытки контратаковать сомалийские части в открытом поле привели к тяжелым потерям в самых боеспособных танковых и механизированных подразделениях эфиопской армии.

Эфиопия срочно призывает в вооруженные силы около 100 000 человек, формирует несколько новых бригад, дивизий и две «революционные» армии. В комплектовании армии, поимке дезертиров, повышении морального духа большую роль сыграли «кебеле» – органы местного самоуправления, возникшие в период 1974-76 годов во всех городах и поселках Эфиопии. Заметную роль в этих кебеле играли женщины. В результате много женщин появилось в бригадах и дивизиях «революционного» формирования. Они нередко цементировали боевые порядки своим присутствием, но в критических ситуациях мало чем могли помочь, поскольку не имели никакой военной подготовки.

В подавляющем большинстве рядовой состав и младшие командиры «революционной» армии Эфиопии обладали самыми примитивными военными знаниями. Мало того, в рядовой массе армии нередко отсутствовало всякое желание воевать. Прибывавшие на фронт «революционные» части иногда разбегались при первом же столкновении с противником.

При этом высокие личные боевые качества эфиопского солдата не подлежат сомнению: он храбр, вынослив, упорен в бою, стойко переносит тяготы и лишения войны. Низкая боеспособность подразделений и частей эфиопской армии в первой половине войны объяснялась исключительно организационными промахами, отсутствием нормального сержантского корпуса, плохими офицерами, слабым боевым слаживанием подразделений и частей.

Советский советник:

«Эфиопская армия производила гнетущее впечатление. Офицеры не были приучены к ведению боевых действий, и роль их была непонятной. Для них на передний край залезть… Не-ет, что ты… Командир дивизии вообще дней десять не появлялся на фронте. Ни одной карты боевых действий не было. Мы выехали ночью на передний край. Окопов – никаких. Палаточка стоит, костерок дымится, какое-то варево булькает. А что? Они, когда видели сомалийские танки, просто бежали. А когда артиллерия отбивала атаку, возвращались. 12 тысяч человек держали фронт в полтора километра!

Боевой подготовкой эфиопы себя не утруждали: а, говорят, война начнется, тогда будем заниматься. Они бы еще сто лет воевали, если б не мы… После стрельб оружие надо почистить, технику осмотреть. Не-ет. С утра до вечера – музыка, танцы. Двое суток командиру дивизии объясняли, что такое боевая готовность… Наш мотострелковый батальон сомалийцев разметал бы за неделю… А у них война как по распорядку шла. Скажем, в пять часов вечера начинается артиллерийская стрельба, потом одна из сторон, если захочет, «наступает». А уже в 6 вечера всякая война прекращалась».

Пойдя навстречу требованиям советских и кубинских советников, руководство Эфиопии решает серьезно готовить войска. В огромном военном лагере Татек вблизи столицы Адисс-Абебы формируется пять дивизий, на вооружение которых поступает советская техника, начинается обучение подразделений согласно советским требованиям. Однако на реорганизацию армии требуется время, а обстановка на фронте ухудшается.

Сомалийцы силами нескольких механизированных бригад осадили важный административный и военный центр город Джиджига и после нескольких дней боев захватили его 13 сентября. Дальнейшее наступление развивается вдоль дорог к перевалам через горные хребты. В середине сентября внезапным ударом в северном направлении сомалийцы захватывают город Айша и тем самым перерезают единственную железную дорогу, по которой грузы поступали из порта Джибути.

29 сентября под контроль сомалийских частей перешел ключевой перевал Марда на дороге Джиджига – Харар. В октябре оказался в осаде сам Харар – столица провинции Харэрге. Севернее Харар сомалийские танки прорвались к окраинам Диредава (крупная военная и тыловая база), но были оттеснены отчаянными контратаками к горному хребту. В этом бою впервые участвовали кубинские военнослужащие. Начавшийся сезон дождей резко снизил наступательные возможности сомалийцев и ситуация временно стабилизировалась.

В начале сентября 1977 г. Сиад Барре решился на экстраординарный визит в Москву. Он попытался добиться хотя бы нейтрального отношения СССР к своей акции в Огадене. Но главное – он нуждался в советских военных поставках. Переговоры на эту тему с Председателем Совета Министров СССР А. Н. Косыгиным, министром иностранных дел А. А. Громыко и партийным идеологом М. А. Сусловым ни к чему не привели. Барре вернулся в Сомали с пустыми руками не добившись никаких обязательств от СССР.

К началу октября 1977 года войска Сомали контролировали до 90% территории Огадена (около 320 000 кв. км). С 17 по 24 ноября 1977 года сомалийцы предприняли штурм Харар, с трудом отбитый эфиопскими частями с помощью советников из СССР и Кубы. Эфиопы воевали неустойчиво, многие части представляли собой сброд из опустившихся солдат и безвольных офицеров. В большом числе появились членовредители, прострелившие себе руку или ногу. Немногочисленные подразделения «старой» императорской армии имели хорошую подготовку, но понесли серьезные потери в предыдущих боях. Ближнего боя не могла выдержать ни одна эфиопская пехотная бригада.

Поэтому несколько установок БМ-21 «Град» и пара артиллерийских батарей под управлением советских и кубинских специалистов по сути были в то время единственными реальными противниками сомалийской армии. Кроме того, большое влияние на ход войны оказало превосходство в воздухе эфиопской (фактически – кубинской) авиации.

В условиях дождливого периода и господства эфиопской авиации сомалийцам сильно осложняло жизнь возросшее плечо подвоза имущества и боеприпасов: около 200 км с перевалочного пункта Борама и до 300 км с основной тыловой базы северной группировки Харгейса. Причем практически все перевозки осуществлялись автотранспортом. Военно-транспортная авиация Сомали в количестве нескольких легких самолетов никакой заметной роли в снабжении не играла.

Большие проблемы возникли у сомалийцев с эвакуацией и ремонтом ВВТ, особенно танков и тяжелых орудий полевой артиллерии. Войсковые ремонтные средства худо-бедно справлялись только с несложным текущим ремонтом. Для восстановления двигателей и вооружения танки приходилось эвакуировать за несколько сотен километров в Могадишо. А тяжелых транспортеров в сомалийской армии было всего несколько штук.

Небольшие накопленные запасы боеприпасов не позволяли сомалийцам организовать мощную артиллерийскую подготовку, поэтому обстрел эфиопских укреплений обычно сводился к десятку снарядов и мин. Большим счастьем для эфиопской армии стала непреднамеренная задержка СССР с поставками БМ-21 и боеприпасов к ним в армию сомалийскую. В итоге эта партия вооружений попала в Эфиопию и принесла большую пользу в разгроме сомалийского противника.

В боях первого этапа войны хорошо проявили себя советские танки Т-54/55 , которые превосходили американские М41 и М47 эфиопской армии по всем параметрам: огневой мощи, защищенности, мобильности и надежности. Например, несмотря на сравнительно слабую подготовку экипажей, сомалийские танкисты уничтожили не менее 9 М41 и 14 М47 при взятии Джиджига, а общие потери эфиопов в танках к октябрю 1977 года составили около 50 единиц.

Применение эфиопской стороной танков в основном следует африканской традиции: танки ведут огонь с места с укрытых позиций и отходят в глубину, попав под огонь противотанковых средств. В наступлении или контратаке танки двигаются позади пехоты, поддерживая ее огнем с коротких остановок и с места. Взаимодействие танков с артиллерией и пехотой ограничено простейшими задачами на уровне мелких подразделений. Согласованные действия танков, пехоты и артиллерии на батальонном и, тем более, бригадном уровне представляют собой неразрешимую проблему для обеих сторон.

Несколько сомалийских танковых и механизированных батальонов, которые успели пройти полный курс боевого слаживания под руководством советских советников, выглядят на этом фоне очень выгодно. Именно эти батальоны сокрушили эфиопскую армию в нескольких сражениях, продемонстрировав умение наступать вслед за разрывами артиллерийских снарядов, атаковать во фланг и тыл, отражать контратаки губительным огнем с места, обходить узлы сопротивления, нарушать пути снабжения и линии связи, громить тылы и штабы. Однако потери, понесенные в этих боях, а также удаленность от тыловых и ремонтных баз резко снизили боевые возможности лучших подразделений сомалийской армии.

В ноябре-декабре обе стороны не проявляют привычной для советских офицеров боевой активности. Зачастую передний край сторон находится вне видимости друг друга, а иногда и вне досягаемости тяжелого вооружения пехоты. В таких условиях артиллерийский огонь также становится неэффективным, поскольку ведется по площадям, с малым расходом боеприпасов.

К исходу 1977 года линия фронта имеет крайне опасное для эфиопов начертание, охватывая полукольцом город Харар, проходя вблизи Диредава, перехватывая железную дорогу в Айша. Сомалийской стороне принадлежит инициатива, сомалийское командования может выбрать несколько вариантов дальнейшего наступления, и все они грозят разгромом крупных группировок эфиопских войск.

МАССИРОВАННАЯ ПОМОЩЬ ЭФИОПИИ

13 ноября 1977 года Сиад Барре объявил о денонсации договора с СССР. Все советские граждане должны были покинуть страну в течение недели. В домах советских советников отключили электричество и воду, а сам поселок был оцеплен солдатами. Но в сомалийский порт Бербера вошли боевые корабли Тихоокеанского флота. На берег высадились морские пехотинцы и под их прикрытием были эвакуированы наши люди. В порт столицы Сомали Могадишо 20 ноября вошел большой десантный корабль ТОФ «50 лет шефства ВЛКСМ». Часть советских военных советников вернулась в СССР, а некоторые сразу оказались по другую сторону линии фронта – в Эфиопии.

В ноябре в Эфиопию направляется советская оперативная группа. Группу возглавляет первый заместитель главнокомандующего сухопутными войсками генерал армии Василий Иванович Петров. В ее состав входили генерал-майор Голицын, генерал-лейтенант авиации Дольников, другие генералы и офицеры. О состояние сомалийской армии докладывают бывшие военные советники в Могадишо: генерал-майор Барисов, генерал-майор Крюков, подполковник Филатов, подполковник Нежинский.

Кубинский офицер:

Русские советники для эфиопов все равно как марсиане. Во-первых, они «фаранджи» (белые), во-вторых, живут почти при коммунизме. Другое дело мы, кубинцы: среди нас много мулатов, есть негры. Кроме того, совсем недавно мы жили в такой же грязи и безнадежности, совсем как эфиопы. Поэтому друг друга легко понимаем.

Когда советское руководство наконец приняло решение о массированной помощи Эфиопии, в дело включилась советская военная машина. Возможности СССР по участию в конфликтах в отдаленных регионах за 1960-70-е годы выросли многократно. Этому способствовало наращивание численности военно-транспортной авиации, морского флота в целом и военно-морского в частности, усиление экспедиционных сил в виде соединений ВДВ и морской пехоты. Кое-что из новых возможностей СССР продемонстрировал в 1968 году во время вторжения в Чехословакию. Но настоящей, удивившей весь мир демонстрацией новых качеств советской военной мощи стали поставки вооружений в Эфиопию.

Только в последние три месяца 1977 года через Суэцкий канал прошло около 50 советских судов, направлявшихся в порт Асэб. В Средиземном море, а также в Красном море вплоть до порта назначения их сопровождали корабли советского ВМФ. Советские суда доставили многочисленные военные грузы, в том числе истребители, танки, буксируемые и самоходные артиллерийские орудия, реактивные системы залпового огня, зенитно-ракетные комплексы и боеприпасы, всего приблизительно 60 000 тонн.

В связи с угрозой падения Харар и разгрома эфиопской армии с 25 ноября начинает работу воздушный мост СССР – Эфиопия (операция «Барракуда»). Свыше 200 самолетов военно-транспортной авиации непрерывным потоком доставляют самолеты, вертолеты, артиллерию, бронетехнику, боеприпасы. Только за первые сутки операции советской транспортной авиацией было доставлено вооружение и снаряжение для полного оснащения трех мотопехотных дивизий.

За три недели действия «воздушного моста» в числе прочего было поставлено 48 истребителей МиГ-21бис и самолетов-разведчиков МиГ-21Р , 10 транспортных вертолетов Ми-6 , 6 боевых вертолетов Ми-24 и предположительно 18 транспортно-боевых вертолетов Ми-8 .

В общей сложности сухопутные войска Эфиопии в сравнительно короткие сроки получили до 600 танков (в основном Т-55 , а также 120Т-62 ), около 300 единиц легкой бронетехники (АСУ-57 , БМД , БМП-1 и БРДМ-2 ), до 400 орудий полевой артиллерии и РСЗО. Общая стоимость поставленного вооружения и военной техники оценивалась в сумму около 1 млрд. долларов США.

Советский специалист

В 1976 году наша часть в ПрибВО получила танки Т-64А . Прежние танки Т-62 долго оставались в полку, они стояли на открытых площадках в парке боевых машин. Весной 1977 года передали один батальон Т-62 представителям САВО, затем летом еще один батальон. В середине ноября 1977 года вдруг поступила команда срочно подготовить к отправке полный комплект танкового батальона Т-62 . С бронетанковых складов армии и округа мгновенно выдали все необходимые запчасти, комплекты ЗИП. Тут же стали формировать группу для сопровождения техники. Говорили, что группа должна передать технику Болгарии, а доставка будет по морю с погрузкой в Балтийске и разгрузкой в Варне. Я в числе еще около 50 офицеров и прапорщиков, собранных со всей дивизии, попал в эту «группу сопровождения».

Мы конечно подозревали, что от нас что-то скрывают. Во-первых, зачем плыть вокруг всей Европы в Болгарию, если по железной дороге короче и быстрее? Во-вторых, нам приказали взять личные вещи из расчета на месяц, а до Варны плыть несколько дней. Наконец, вызывал подозрение полный комплект боеприпасов в танках и на автомобилях, полная заправка ГСМ в баках и топливозаправщиках. Что, в Болгарии солярка кончилась? С другой стороны, экипажами батальон не комплектовали, в сопровождении – меньше полусотни человек. В общем, мы недоумевали.

За пару ночей танки доставили трейлерами из полка в Балтийск, там мы погрузились на корабль и 2 декабря вышли в море. Танки закрепили в трюмах, автомобили – на палубах под брезентом. Один трюм был забит ящиками с боеприпасами для стрелковки и артиллерии. Нас разместили в кубриках по 8-12 человек. В море объявили, что следуем в Эфиопию, где будем передавать технику местным военным. До порта Асэб шли десять суток. После Гибралтара судно непрерывно сопровождали корабли советского ВМФ. Мы по пути в основном отсыпались, играли в преферанс, в Средиземном море загорали. На время прохождения проливов и Суэцкого канала выход на палубу запрещали. В ночь с 12 на 13 декабря разгрузились в порту Асэб. Здесь выяснилось, что технику должны передать кубинцам в районе Диредава, а затем мы остаемся при кубинских частях «техническими специалистами» до особого распоряжения. Танки перегнали на трейлерах в городишко Урсо вблизи Диредава, где на окраине был развернут лагерь.

18-20 декабря на самолетах из Анголы прибыло около 500 кубинских военнослужащих, в том числе личный состав танкового батальона, который под нашим руководством приступил к освоению Т-62 . Кубинцы оказались грамотными ребятами и уже 28 декабря первый в истории кубинский батальон на Т-62 был готов к боевому применению. В начале января большая часть нашей группы убыла в СССР, в кубинской бригаде оставили 11 советских танкистов и придали нам двух переводчиков.

Замечу, что при отправке из СССР единственным документом, который мы получили, были командировочные предписания с указанием номера приказа главнокомандующего Сухопутными войсками и номера войсковой части, в которую мы откомандировывались. Зарубежных паспортов нам не оформляли, таможенный досмотр и пограничный контроль в Балтийске ни люди, ни техника не проходили. В Эфиопии также не было никаких пограничных и таможенных формальностей. По возвращении мы сдали командировочные предписания и взамен помимо обычных командировочных в рублях получили чековые валютные книжки, которые могли «отоварить» в специальных магазинах. Помню, что на эти деньги я купил чудо чешской техники – мотоцикл Ява-350, ставший предметом зависти других молодых офицеров, поскольку в обычных магазинах приобрести его было невозможно.

Вооружение и снаряжение для эфиопской армии также поставляли ГДР (грузовики, полевые электростанции, радиостанции, медицинское оборудование, запчасти для самолетов и танков), Чехословакия (танки Т-34 , стрелковое оружие, медицинское оборудование, артиллерийские боеприпасы), Южный Йемен (танки Т-34 , реактивные системы залпового БМ-21 «Град» с расчетами), КНДР (обмундирование, снаряжение). Помощь и поддержку людьми и финансами Эфиопия получала также от Ливии, Организации освобождения Палестины и других структур.

В декабре на аэродром Диредава перебазируются эскадрилья МиГ-17Ф , эскадрилья МиГ-21бис , два разведчика МиГ-21Р , отряд Ми-8 кубинских военно-воздушных сил. Аэродромно-техническое обеспечение осуществляют советские специалисты.

Позже на советских десантных кораблях, сухогрузах и самолетами из Анголы и с Кубы перебрасываются три кубинские бригады полного состава. Из Йемена прибывает одна механизированная бригада (около 2000 человек). На БДК и сухогрузах из СССР продолжает поступать бронетехника и боеприпасы.

Советские советники и специалисты

Официально численность советских военных советников в Эфиопии не превышала 1500 человек. Однако здесь есть одна закавыка: в это число вошли только те военнослужащие, которые направлялись в Эфиопию по линии главного управления международного военного сотрудничества МО, с исключением из списков части и оформлением загранпаспортов. Вместе с тем, большое число советских военнослужащих направлялось в Эфиопию «в командировку» приказами министра обороны и главнокомандующих видами вооруженных сил (Сухопутных войск, ВВС, ПВО, ВМФ) индивидуально и группами, без исключения из списков частей, а иногда прямо в составе подразделений и частей.

Например, так появились в Эфиопии подразделения морской пехоты Тихоокеанского флота в ПМТО на острове Нокра (архипелаг Дахлак), танкисты и артиллеристы в Харар и Арева, авиационные техники и специалисты ПВО в Диредава и Дебре-Зейт. По оценкам некоторых западных экспертов, в Эфиопии насчитывалось до 4000 советских военнослужащих, что в несколько раз превышает официальную цифру наших советников.

Все военнослужащие, остававшиеся в штате своих частей, в списки «воинов-интернационалистов» никогда не входили и никаких льгот не имели, хотя некоторые из них получали ранения, заболевания, были среди них и погибшие. Эта схема была опробована в Сирии и Анголе и, видимо, понравилась советскому руководству. В результате в некоторых полках Советской армии по несколько офицеров и прапорщиков числились в «длительной командировке», занимая штатные должности. Особенно это касалось авиационных техников, зенитчиков, артиллеристов, противотанкистов, в меньшей степени – танкистов и мотострелков. Поэтому у иностранных экспертов и вызывает удивление наша официальная цифра в полторы тысячи советских советников в Эфиопии.

ПОДГОТОВКА КОНТРНАСТУПЛЕНИЯ

Начинается подготовка контрнаступления. Командование объединенной группировкой возглавляет кубинский дивизионный генерал Арнольдо Очоа. В штаб группировки вошло около двух десятков эфиопских, кубинских, советских и йеменских генералов.

Одной из главных проблем эфиопской армии была слабая оперативная и тактическая подготовка, низкая штабная культура, отвратительная разведка. Командование не знало ни сил противника, ни реального состояния своих войск, ни даже начертания переднего края.

Для прояснения ситуации СССР запускает спутник оптико-электронной разведки «Космос-964», нацеленный на Эфиопию, разворачивает в районе Харар взвод радиоразведки. Кубинцы выполняют десятки вылетов самолетов-разведчиков в оперативную глубину сомалийских войск. По приказу генерала Петрова советские советники лично уточняют начертание переднего края и положение войск на местности. В результате проделанной работы в штабах наконец-то складывается реальная картина положения на фронте.

К середине января 1978 г. эфиопские войска на Восточном фронте имели в своем составе 26 бригад (пехотных – 6, танковых – 1, бригад народной милиции – 13, пролетарских бригад – 6), из которых 5 находились на охране коммуникаций, около 230 танков, 180 орудий и минометов, 42 пусковые установки БМ-21 .

Вопреки бытующему у нас мнению, реально командовал объединенной группировкой генерал Очоа, поскольку главная ударная сила – 12 000 кубинских военнослужащих, 200 танков (танковая и две механизированных бригады), 40 пилотов фронтовой и армейской авиации, была в его руках. Кубинскими соединениями и советниками командовали бригадные генералы Лопес Кубас, Леонардо Андольо, Густаво Чуи и Ригоберто Гарсиа. Танковой бригадой командовал бригадный генерал Леопольдо Синтра Фриас.

Кубинский экспедиционный корпус

Кубинское руководство придерживалось политики экспорта революции практически с момента образования на острове социалистического государства. Всемирно известный символ революции Эрнесто Че Гевара был направлен в Латинскую Америку как раз для организации повстанческого движения. Менее известно, что уже в 1961 году кубинцы переправляли оружие в Алжир.

С ростом военной и экономической мощи соцлагеря к 1970-м годам прошлого века у Советского Союза значительно повысились возможности проецирования военной силы в отдаленные регионы. Хорошо подготовленная, дисциплинированная кубинская армия (Революционные вооруженные силы, РВС) прекрасно подошла на роль ударного отряда социализма. Объектом применения такой стратегии стали в первую очередь африканские страны. Подчеркнем, что здесь у Кубы не было ни меркантильного интереса, ни политической выгоды. Более того, Советский Союз не подталкивал Кубу к таким действиям, а наоборот, выступал сдерживающим фактором. Но Фидель Кастро был последним в современной истории государственным деятелем – убежденным идеалистом. Он действительно посылал войска в Африку ради торжества идей социализма.

Например, с 1975 по 1988 г. в Анголе находился контингент кубинских войск численностью в несколько десятков тысяч бойцов (до 58 000 человек). Кубинские части сыграли ключевую роль в военном поражении армии ЮАР, воевавшей на территории Анголы. В конечном итоге кубинская победа привела к краху режима апартеида в Южной Африке и провозглашению независимости Намибии. Именно в Анголе выросли как полководцы кубинский генерал Очоа и его соратники.

Арнольдо Очоа закончил военный колледж на Кубе и советскую военную академию им. Фрунзе. Свободно читал и бегло говорил на русском языке, хотя с заметным акцентом. В 1975 году Очоа назначается командующим кубинскими экспедиционными силами в Анголе. В 1977 он командируется в Эфиопию для руководства кубинскими частями в этой стране. Везде генерал проявляет себя блестяще, демонстрируя военный талант и немалое мужество. Такой стиль импонировал советским офицерам и генералам, которые считали его лучшим кубинским военачальником.

Генерал Очоа лично руководил боевыми действиями и любил командовать на передовой. Он был очень популярен в армии и нередко проявлял инициативу вопреки приказам кубинского руководства, то есть вел войну практически самостоятельно. Его тесные связи с советскими генералами (прежде всего с Петровым, Варенниковым, Куликовым и Долинским) стали темой специального расследования, которое Кастро поручил министру безопасности Абрантису.

После объявления в СССР «перестройки» в кубинской армии втихую началась разборки с генералами и офицерами, тесно связанными с Советским Союзом, имевшими громадный авторитет в армии и в народе благодаря своим боевым заслугам. Инициатором этой кампании стал военный министр Рауль Кастро. Кстати припомнили «фрондерство» генерала Очоа: весной 1989 года его осудили на Кубе по надуманным обвинениям и расстреляли вместе с группой соратников. После развала СССР зачистка в кубинской армии продолжилась в выборочном режиме. Под подозрение попали даже те офицеры, кто тесно работал с советскими советниками в Анголе, Гвинее-Бисау, Конго, Мозамбике, Никарагуа, Эфиопии. Такие лица попадали под наблюдение контрразведки. Поэтому служебные и личные контакты между кубинскими и советскими офицерами были резко оборваны в 1989 году.

По экспертным оценкам, только через Анголу прошло около 400 000 кубинцев, а общую цифру кубинцев, участвовавших в заграничных миссиях специалисты оценивают в 550-600 тысяч. В том числе около 40 000 в разное время действовало в Эфиопии. В 1989 году кубинское правительство учреждает медаль «Por la Victoria Cuba-Etiopia», которой награждаются кубинские ветераны войны в Огадене. В 1993 году на Кубе создается «ассоциация бойцов кубинской революции», которая объединяет около 350 000 человек: от революционеров 1959 года до солдат, сражавшихся в Анголе и Эфиопии. В последние годы членам ассоциации выборочно разрешают публиковать воспоминания. Уже вышло несколько книг по войне в Анголе. Возможно, скоро дойдет очередь до Эфиопии.

В течение ноября-января в Адисс-Абебе, Текра, Диредава, Урсо, Дедеса с помощью кубинских и советских специалистов завершают подготовку пять пехотных дивизий, несколько отдельных танковых и механизированных бригад, артиллерийских дивизионов.

Значительно ужесточаются требования к дисциплине. Полевые трибуналы выносят смертные приговоры дезертирам и членовредителям. Оставление позиций без приказа считается изменой. Например, по личному приказу Мэнгысту расстреляны командир и политкомиссар пехотной дивизии за несанкционированный отход. С прибытием на фронт в середине января 1978 года первых бригад, прошедших цикл боевой подготовки, боеспособность эфиопской армии заметно возрастает.

Советский советник:

«Мы сразу заставили рыть окопы. Со скрипом, но пошло. Вечером приказываешь вырыть окоп, утром приходишь – ничего подобного. Выкопает малюсенькую ямку и сидит. А их начальству хоть бы что. Сначала офицеры смотрели на нас с недоверием и даже свысока! А как они стреляли! Спрячет голову, как страус, винтовку выставит и палит куда попало. Потом уж я прут длинный срезал: вижу, кто-то так стреляет, как перетяну по заднице! И матом по-амхарски еще врежу.

В общем, одним из первых наших уроков была стрельба. Взяли все образцы стрелкового оружия, прочистили, пристреляли. Собрали их руководство и попросили, чтобы выставили пехотное отделение. Эфиопы стреляли из М-16 , мы вшестером – из «Калашниковых». И все попали с первого раза. Я глаза скосил – у эфиопов челюсти поотвисали. У них из одиннадцати человек попали только двое. Начальник штаба сразу: «Научите наших солдат так стрелять!» А оружия там было море. Над кроватью у меня всегда висели два автомата, под – ящик гранат, гранатомет. А с собой носил ТТ – хороший был пистолет, в руке сидел гораздо лучше «Макарова».

Также мы организовали боевое охранение, разведку, комендантскую службу, заставили рыть блиндажи, траншеи, огневые позиции. И теперь как сомалийская артиллерия начинала бить, солдаты сразу в них ныряли. Проходишь потом, улыбаются: «Никаких проблем, комрад Виктор!» Еще бы! До нас по сто человек убивало чуть не ежедневно! А как вырыли траншеи, в декабре – марте погибло от артобстрела только четверо. Обкатку танками делали. Офицеры сначала – ни в какую! Заставил. А потом им понравилось: по 5-6 человек прыгали в окоп, чтобы танк над ними прошел. Приходилось порой и танки вместо них водить. Там много таких дорог: с одной стороны – скала, с другой – пропасть. И как-то один танк ухнул вместе с десантом. Очень они боялись таких участков. Тогда я и еще два наших танкиста садились за рычаги и проводили по очереди всю колонну…»

Однако главную надежду эфиопские военное руководство возлагает на кубинские войска и советских специалистов. Оно понимало, что в эфиопских частях моральный дух остается сравнительно низким, а профессиональная подготовка – слабой. Тем не менее, такие соединения, как 3-я и 10-я пехотные дивизии эфиопской армии, постепенно приобретали стойкость и накапливали боевой опыт. Они уже более-менее научились вести оборонительный бой, им поручали удерживать самостоятельные участки в период концентрации сил для наступления. Но главной ударной силой становятся кубинские механизированные и танковая бригады.

Советский советник:

Кубинцы, в отличие от малохольных эфиопов, серьезные дисциплинированные бойцы. Воины. Поэтому ими, как водится, «затыкали дыры» на фронтах, причем всегда успешно (и не только в Эфиопии, вспомните также про Анголу).

Советский специалист:

Кубинцы «нашего» танкового батальона были грамотными, но абсолютно безбашенными ребятами. Они чурались грязной и тяжелой работы, например рытья танковых окопов и укрытий, действовали смело, но безрассудно, не оценив обстановку, часто наобум. Оказалось, что большая часть батальона – это свежее пополнение почти прямиком с Кубы, не имевшее ангольского опыта. Когда после прибытия на фронт мы принялись рыть себе укрытие, кубинцы ходили рядом и посмеивались. Вскоре батальон прямо в районе сосредоточения накрыло минометным огнем. Хотя упало всего несколько 120-мм мин, их осколки сбривали все подчистую. В батальоне буквально за три минуты появилось около десятка трупов. Это произвело на кубинцев тяжелое впечатление и подействовало отрезвляюще. Мы же в отрытом рядом с палаткой ровике отсиделись благополучно. С того дня все инженерные работы выполнялись кубинцами неукоснительно и с усердием.

Честно передав всю технику кубинцам, вплоть до последнего болта, мы обнаружили, что нахрен никому не нужны. Ведь мы были единственной группой советских офицеров, работавших в кубинских войсках! Нигде такого больше не было. Поэтому формально подчиняясь генералу Петрову, реально мы ни от кого никаких приказов и указаний не получали, действуя по своему усмотрению и по просьбам кубинского командования.

Хотя кубинцы относились к нам хорошо, нам не на чем было за водой или сигаретами съездить. Приходилось кормиться у них на полевой кухне, возникали и другие неудобства, связанные с отсутствием своего «угла» и транспорта. Каждый раз ходить на поклон к кубинцам нам надоело. Свои проблемы мы быстро решили после первого же боя с сомалийцами. Починили брошенные сомалийцами БТР-50ПК и ЗиЛ-157 с кунгом. Чуть позже сняли с разбитой легковушки кондиционер и приспособили его в БТР, превратившийся в наш «главный штаб». К окончанию командировки наша группа обросла техникой, заимев итальянский легкий грузовичок и японский джип.

В кунге возили мелкие дефицитные запчасти, а также запас продуктов и удравшего от сомалийцев повара-эфиопа из Джиджига, который прекрасно готовил любые блюда на трофейной походной печке. Этот повар оставался с нами и после освобождения города, вплоть до нашего отъезда, накормив напоследок обедом, подобного которому я не вкушал в самых шикарных ресторанах. На память мы оставили ему джип «Тойота» и кунг в придачу.

КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ

8 января 1978 года начинается воздушная операция по изоляции района боевых действий Харар, огневому поражению тыловых баз, артиллерии и бронетехники сомалийцев. Кубинские пилоты на Миг-17Ф и МиГ-21бис демонстрируют хорошую эффективность ударов по живой силе и транспортным колоннам сомалийцев.

Сомалийцы пытаются перехватить инициативу на земле и 22 января силами нескольких пехотных бригад при поддержки танков и артиллерии начинают второй штурм Харар. На рубеже высот вокруг города разгорелись ожесточенные бои. Главный удар сомалийские войска наносили из района Кемболча на Харамай с целью перерезать единственную дорогу, по которой поступало снабжение в Харар. Однако эфиопским и кубинским частям удалось остановить противника вблизи шоссе, связывающего Харар с Диредава. Большую роль в отражении наступления сыграли артдивизион 152-мм гаубиц и батарея БМ-21 «Град» .

Советский специалист

Для кубинцев мы играли роль палочки-выручалочки на все случаи жизни. Кубинские офицеры хорошо знают тактику в пределах своей должности, умеют работать с людьми, но слабо разбираются в технике и вообще во всем, что выходит за пределы их должностных обязанностей. Например, командир батальона возможности артиллерии и авиации представляет очень туманно, методы стрельбы подразделением на большие дальности не знает совсем, с объемом и периодичностью технического обслуживания не знаком, и так далее. Когда советский танкист предсказывает продолжительность начавшегося огневого налета артиллерии, потом лезет в танк и сам регулирует привод механизма выброса стреляных гильз, тут же предупреждает о необходимости подтянуть гусеницы, у кубинского комбата глаза становятся квадратными. Командир и начальник штаба бригады к таким «фокусам» относятся спокойнее, они учились на академических курсах в СССР и «русские» танкисты для них не в диковинку.

Нас распределили группами по 3-4 человека по батальонам, часть старших офицеров осталась при штабе бригады. Пока бригада действовала целиком, мы каждый вечер собирались вместе, обменивались мнениями, ужинали, пели песни. В обычай вошел двукратный прием пищи: утром и вечером. Днем перекусывали чем придется, на ходу. Особенно тщательно следили за чистотой воды, поскольку всякой гадости в Эфиопии было сверх всякой меры. Увидев в Диредава больного амебной дизентерией, с тех пор всю жизнь обеззараживаю воду любыми доступными способами.

24 января 1978 года объединенная группировка в составе 35 бригад (270 танков, в том числе 120 Т-62 ), при поддержке 46 самолетов фронтовой авиации и 162 орудий начинает наступление против сомалийских войск (25 бригад, 135 танков, 100 БТР, 270 орудий ПА) с позиций южнее Харар. В этом районе наступление развивается медленно, с темпом 2-3 километра за сутки.

2 февраля переходят в наступление во фланг сомалийской группировке три пехотные, механизированная и танковая бригады из района Урсо – Диредава в направлении Арева. Во главе наступления движется бронированный таран из 120 танков Т-62 кубинской танковой бригады. Одновременно на пути снабжения в тылу сомалийской группировки вертолетами высаживается десант численностью около роты, с несколькими БМД и БРДМ . Внезапность действий, подкрепленная сокрушительным танковым ударом и сильной огневой поддержкой с воздуха, привела к разгрому сомалийской группировки буквально за двое суток. Только на этом направлении сомалийцы потеряли свыше 1 тыс. человек, 42 танка, более 50 артиллерийских орудий. Всего в боях под Харар сомалийцы потеряли около 4000 человек убитыми, ранеными и пленными, 57 танков. Главную ударную силу наступающих войск составляли две механизированных и танковая бригада кубинской армии, что обусловило быстрый успех.

Советский специалист

Ранним утром 2 февраля 1977 года в районе Арева впервые пошел в танковую атаку, напросившись на место наводчика в экипаже командира роты. Внешне все выглядело как на учениях: развертывание в предбоевые порядки, потом в боевую линию, столбы артиллерийских разрывов впереди наступающих танков. Разница была в том, что в прицел наблюдал вспышки выстрелов противотанковых орудий и закопанных танков противника. Во время атаки вражеские артиллеристы накрыли танки заградительным огнем, из которого мы быстро вышли, не имея потерь.

Ночью прошел сильный дождь, поэтому разрывы снарядов и гусеницы танков пыль не поднимали, но видимость была средней. Сильно мешали испарения, поднимавшиеся от земли. В прицеле все искажалось и плыло. Открыли огонь с ходу по вспышкам выстрелов ПТО осколочно-фугасным снарядами со снятым колпачком, дальность стрельбы была около полутора километров. Хорошо замаскированные орудия были сначала почти незаметны, но после нескольких выстрелов маскировка с них слетела, пороховые газы выбили хорошо заметные пятна на земле у дульного тормоза. Танки перешли на беглый огонь и за несколько минут задавили всю противотанковую артиллерию.

Когда танки приблизились к окопам метров на триста-четыреста, сомалийская пехота побежала в тыл. Танки ее не преследовали, встали перед окопами в ожидании своей пехоты, которая на БТР-60 далеко отстала. Кубинцы так сделали специально, чтобы вызвать на танки огонь артиллерии с закрытых огневых позиций, затем уничтожить артиллерию ударами авиации и тогда уже пускать пехоту. Все получилось как задумывалось. Потерь в бригаде не было, танки сработали отлично. Вот только наружное оборудование сильно посекло осколками 130-мм снарядов. Практически не осталось целых ящиков ЗИП, побило много прожекторов «Луна», поломало несколько пулеметов ДШК . Некоторые экипажи не сняли перед атакой пополнительные маслобаки, их по закону подлости тоже пробило. «Мой» ротный матерился по этому поводу по-испански и по-русски, при этом слово «мьерда» было самым мягким выражением.

Не выдержав удара, с утра 3 февраля сомалийцы поспешно отходят в направлении Джиджига, где ими были заранее подготовлены оборонительные позиции. Отступление сомалийской армии на глубину около 50 км проходит не слишком организовано. На дорогах остается много брошенной неисправной техники, значительные трудности возникают со снабжением войск ГСМ и продовольствием. К тому же в воздухе господствует эфиопская авиация, время от времени нанося чувствительные удары по колоннам войск. 5 февраля под угрозой охвата сомалийцы без боя оставляют Айша, а уже 9 февраля первый эшелон с грузами приходит из Джибути в Адисс-Абеба.

В первых наступательных боях доказали свое превосходство танки Т-62 , которые обеспечили прорыв обороны под Харар, уничтожив не менее 15 танков. Основная противотанковая пушка сомалийской армии Д-48 оказалась неэффективной против советских же танков. Поразить танки Т-54/55 и Т-62 она могла только в борт. Четыре батальона Т-62 танковой бригады на благоприятной местности использовались как ударный кулак. Используя преимущество в вооружении, Т-62 уничтожали сомалийские танки и артиллерию на дальностях свыше 1500 метров, оставаясь практически неуязвимыми. Однако поражение окопанной пехоты и укрытых огневых точек требовало повышенного расхода осколочно-фугасных боеприпасов. Эффективность огня по таким целям оказалась ниже ожидаемой.

Кубинский офицер:

Танки Т-62 – самое могущественное оружие в этой войне. Я бы сказал, что это вообще самое полезное вооружение сухопутных войск. Их роль здесь и сейчас даже больше, чем кавалерии у наших предков. Без этих танков мы бы застряли здесь на несколько лет, как в Анголе.

Примечание

Советский советник: полковник в отставке К., закончил Харьковское гвардейское танковое училище, Военную академию бронетанковых войск. В 1977 году – майор, начальник штаба полка в САВО. С декабря 1977 года по декабрь 1979 – советник начальника штаба механизированной бригады эфиопской армии.

Советский специалист: полковник запаса М., закончил Казанское высшее танковое училище, Военную академию бронетанковых войск. В 1977 году – лейтенант, командир взвода. С декабря 1977 года по март 1978 – специалист при кубинской танковой бригаде в Эфиопии.

Кубинский офицер: приводятся высказывания кубинских офицеров, воевавших в составе кубинской танковой бригады в январе – марте 1978 года.

Конец 1-й части

Региональные войны и военные конфликты с применением обычных видов вооружений во второй половине ХХ века явились во многом результатом военного противостояния в различных точках земного шара двух великих держав – США и СССР. Особенно широко советско-американские противоречия распро­странились на Африку и, в первую очередь страны, выбравшие социалистический путь развития, – Сомали, Анголу, Мозамбик и Эфиопию. Появление за короткий промежуток времени в Африке четырех потенциально просоветских режимов было с тревогой воспринято на Западе. Советский Союз считал, что он вправе помогать дружест­венным африканским правительствам, даже если они проводят анти­западную политику. Соединенные Штаты были уверены, что СССР, поступая таким образом, нарушает советско-американское взаимо­понимание о сохранении глобального статус-кво и пользуется вре­менной слабостью США для захвата новых геополитических плац­дармов. В Вашингтоне стали обвинять Москву в «ревизионизме» и возобновлении попыток установить мировую гегемонию .

Советский Союз стремился же к постоянному углублению и расширению сотрудничества с независи­мыми государствами Африки, поскольку их подлинно независимое развитие было возможно лишь в случае, если они, последовательно вы­ступая против империализма и неоколониализма, располагали под­держкой стран социалистического содружества.

Советский Союз оказывал самую разностороннюю, в том числе военную, помощь национально-освободительным дви­жениям, выступавшим против колониальных режимов. Борьба народов колоний и зависимых стран за свое освобождение, равно как и вооруженный отпор аг­рессорам, всегда носили справедливый характер.

Дипломатические и политические отношения СССР с развива­ющимися странами Африки того периода - процесс неоднородный в его раз­ных звеньях. Сближение предполагало добрую волю обеих сторон, их способность видеть общую панораму событий, ориентировать­ся на главные тенденции исторического развития. Одним из приз­наков прогрессивности политики независимых африканских госу­дарств в то время служила их солидарность с со­циалистическими странами. Такой вывод следовал из известного положения о том, что главным противоречием для освободивших­ся стран остается антагонизм между их интересами и интересами государственно-монополистического капитализма, что дальнейшее развитие этих стран по пути национальной независимости может происходить только в борьбе против империалистической поли­тики.

Формирование партнерских отношений с дружественными африканскими государствами налагало на Советский Союз дополнительное экономиче­ское бремя, не давая ему, в сущности, сколько-нибудь значительных выигрышей. Расширение сети сателлитов вызвало распыление огра­ниченных ресурсов СССР, отвлекая их от нужд внутреннего разви­тия .

Несмотря на ограниченность экономических ресурсов и сложную международную обстановку, Советский Союз, оказывал всестороннюю поддержку прогрессивным силам этих стран, так как антиимпериалистичесая платформа их руководства давала надежду на создание на Юге Африке группы дружественных СССР государств.

Исходя из этого, основные направления сотрудничества СССР со странами в Африке, выбравшими социалистический путь развития, конкретизировались следующим образом: в политической области – укрепление самостоятельности молодых государств, защита их интересов в международных организациях, оказание помощи при выборе некапиталистического пути развития и формировании правящих партий; в экономической области – содействие в становлении национальной государственной экономики, коллективных форм сельскохозяйственного производства, в развитии финансовой сферы; в области науки, культуры, образования и здравоохранения – подготовка национальных кадров и соответствующей инфраструктуры, помощь специалистами; в военной области – укрепление обороноспособности путем поставки вооружений и военной техники, оказание помощи в создании регулярных вооруженных сил, подготовка национальных военных кадров как на местах, так и в СССР .

Немаловажно также, что укрепление военно-политического сотрудничества Советского Союза с указанными африканскими странами объяснялось тем, что руководство этих государств с конца 1960-х годов стало проявлять неподдельный интерес к сотрудничеству с Москвой. Одним из таких государств стало Сомали.

Сомалийская республика была образована 1 июля 1960 года в результате объединения подопечной территории ООН, находившейся под управлением Италии, и английского протектората Сомалиленд. Дипломатические отношения СССР с Сомали были установлены 11 сентября 1960 года. В апреле 1961 года Сомали посетила делегация из СССР, а в мае-июне 1961 года состоялся визит сомалийской миссии во главе с премьер-министром Абдирашидом Шермарком в Советский Союз, по результатам которого был заключен целый ряд военных, торговых и экономических соглашений между двумя странами.

В 1962 году состоялись первые военные контакты между Советским Союзом и Сомалийской республикой. 27 апреля 1962 года было принято распоряжение Совета Министров СССР о приеме на обучение в военные учебные заведения военнослужащих из Сомали. Тогда же Советский Союз согласился предоставить Сомали кредит в 32 миллиона долларов (который на следующий год был увеличен до 55 миллионов) для модернизации армии, в страну начало поступать советское стрелковое вооружение, а позднее – бронетехника, артиллерия и авиация. Приблизительно 300 советских военных советников прибыли в Сомали, чтобы обучать армию, а около 500 сомалийцев (пилоты, офицеры, техники) обучались в СССР.

В 1965 году СССР начал создание сомалийского флота, а в 1966 году при непосредственном участии советских специалистов началось строительство порта в Бербере. Следует отметить, что в то время у сомалийского руководства не было однозначной просоветской ориентации – прекрасные отношения поддерживались и с США, и с другими западными странами (экономическое и техническое сотрудничество, строительство порта в Кисимайо американскими специалистами и т.д.).

В октябре 1969 года офицеры сомалийской армии под руководством генерал-майора Мохаммеда Сиада Барре осуществили государственный переворот. Министры прежнего правительства были арестованы, парламент, политические партии, общественные организации распущены. Вся власть перешла Верховному революционному совету, президентом которого стал Мохаммед Сиад Барре. Сомали была провозглашена Сомалийской Демократической Республикой, а руководство страны взяло курс на строительство социализма и укрепление и без того тесных связей с СССР.

В феврале 1972 года Сомали в составе правительственной делегации посетил министр обороны СССР Маршал Советского Союза А.А. Гречко. Специально для этого с визитом в Могадишо пришел отряд советских кораблей. В ходе этого визита было достигнуто соглашение о заходе советских кораблей в порты Сомали и создании там пункта материально-технического обеспечения советского флота, для чего заключили соглашение о модернизации порта Бербера. В апреле 1972 года было достигнуто соглашение с правительством Сомали о базировании самолётов дальней разведки Ту-95РЦ и патрульных противолодочных самолетов Ил-38 на аэродроме Бербера, позволившим держать под советским контролем большую часть Индийского океана.

11 июля 1974 года был подписан советско-сомалийский Договор о дружбе и сотрудничестве сроком на 20 лет (денонсирован в 1977 году). Через два дня после его подписания в Коммюнике сомалийская сторона выразила благодарность СССР за помощь в развитии экономики, подготовке кадров и укреплении обороноспособности Сомали. В стране находилось несколько тысяч советских и кубинских военных советников и специалистов. Начались поставки сомалийскому авиационному корпусу истребителей-перехватчиков МиГ-21МФ и учебных самолетов МиГ-21УМ (всего было заказано 40 самолетов), около десятка бомбардировщиков Ил-28, вертолетов Ми-8 и транспортных самолетов Ан-24. Для ПВО поставлялись зенитно-ракетные комплексы. Для усиления ВМС поставлялись современные корабли и катера.

Сомалийский режим на время оказался главным партнером Советского Союза в Африке. Страна была провозглашена государ­ством «социалистической ориентации», государственной идеологией был объявлен научный социализм. Однако во внешней политике определяющей оставалась идея “Великого Сомали”, в которое должны были войти все остальные территории проживания сомалийцев – север Кении, Джибути и эфиопская территория Огаден, населённая преимущественно сомалийцами. Претензии привели к тому, что уже в 1964 году между двумя странами произошёл кратковременный пограничный конфликт. Политический хаос в Эфиопии после антимонархической революции 1974 года, разрыв отношений Аддис-Абебы со своим главным союзником – Вашингтоном – все это дало Сиаду Барре надежду на успех кампании в так называемой войне за Огаден 1977-1978 гг.

Примерно в это же время в Эфиопии 12 сентября 1974 года в результате военного переворота был свергнут с престола и взят под стражу император Хайле Селассие I, умерший менее чем через год. Власть перешла к Временному военно-административному совету (ВВАС) под руководством Менгисту Хайле Мариама. 20 декабря 1974 года в обращение ВВАС к народу было заявлено, что Эфиопия будет развиваться по социалистическому пути. В декабре 1976 года в Москве был подписан долгосрочный договор между СССР и Эфиопией о военной помощи .

В апреле 1977 года были практически свернуты все контакты с США, а в мае 1977 года Менгисту Хайле Мариам посетил Москву и был принят как полноправный союзник. В июне-июле 1977 года Советский Союз начал поставлять в Эфиопию военную технику.

В мае 1977 года в Эфиопию прибыла первая группа советников с Острова свободы, к концу войны общая численность кубинского контингента составила 18 тысяч. Командующим этими силами был дивизионный генерал Арнальдо Очоа Санчес. В их состав к концу войны входили две танковые (3-я и 10-я), 9-я механизированная и 4-я артиллерийская бригады, две авиационные эскадрильи (на МиГ-17Ф и МиГ-21МФ), несколько отдельных авиачастей. НДРЙ послала в Эфиопию 2-х тысячный контингент. Вооружения и различное оборудование поставляли также ГДР, КНДР, Чехословакия.

До начала войны в Эфиопии находилась группа главного военного советника генерал-полковника П. Чаплыгина. Непосредственное командование союзными силами взяла на себя оперативная группа Министерства обороны СССР во главе с первым заместителем главнокомандующего Сухопутными войсками генералом армии В. Петровым. В союзный штаб, помимо советских, эфиопских и кубинских, вошли йеменские генералы .

В течение трех месяцев 1977 года около 50 советских судов прошли через Суэцкий канал на пути к порту Асэб, доставив многочисленные военные грузы, в том числе истребители, танки, буксируемые и самоходные артиллерийские орудия, реактивные системы залпового огня и зенитно-ракетные комплексы и боеприпасы – приблизительно 60 000 тонн грузов – для поставки на фронт в Огаден, что помогло стабилизировать обстановку в складывающейся до того времени крайне неудачно для Эфиопии войны с Сомали. В дальнейшем советский флот участвовал в переброске кубинских частей в Эфиопию. Именно кубинцы под руководством советских советников осуществили позже окончательный разгром вторгшихся частей сомалийской армии.

20 ноября 1978 года был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве между Союзом Советских Социалистических Республик и Социалистической Эфиопией. В статье 10 этого договора прямо говорилось, что «в интересах обеспечения обороноспособности Высоких Договаривающихся Сторон они будут продолжать сотрудничество в военной области». Позже был подписан Договор о военно-техническом сотрудничестве. В обмен на военную помощь руководитель Эфиопии обещал предоставить СССР в качестве военно-морской базы эфиопский порт Массауа. По взаимной договоренности в 1978 году на основании межправительственных соглашений на острове Нокра в архипелаге Дахлак был создан пункт материально-технического обеспечения (ПМТО) ВМФ СССР. База изначально предназначалась для ремонта советских подводных лодок, оперирующих в зоне Индийского океана, а потом была переоборудована для восстановления кораблей ВМФ СССР. Кроме того, в Асмере была организована советская база противолодочных самолетов.

Всего воинский контингент СССР в Эфиопии с декабря 1977 года по ноябрь 1979 года насчитывал несколько тысяч советских военных советников и специалистов, которые помогали эфиопским вооруженным силам в отражении сомалийской агрессии и в нескончаемой многолетней борьбе с вооруженными отрядами сепаратистов на севере страны – в Эритрее.

В Эфиопию в 1977–1978 годах в было поставлено советских вооружений на сумму более одного миллиарда долларов, в том числе свыше 600 танков (Т-34-85, Т-55, Т-62), более 300 бронемашин (БТР-60, АСУ-57, БМД-1, БМП-1, БРДМ-2), не менее 50 боевых самолетов (МиГ-17, МиГ-21, МиГ-23), более 30 вертолетов, в том числе ударные Ми-24А, несколько сот систем ствольной артиллерии, до 50 РСЗО БМ- 21 “Град”.

Советские военные советники и специалисты приняли активное участие в создании и обучении армии Эфиопии, оказавшись в двусмысленном положении, так как военные советники из СССР работали одновременно в вооруженных силах двух воюющих стран – Эфиопии и Сомали. При этом советское руководство, надеясь сохранить в своей орбите и Сомали, и Эфиопию, заняло выжидательную позицию, предложив в качестве альтернативы удивительное по своей утопичности создание социалистической федерации из Сомали, Эфиопии, Джибути и Народной Демократической Республики Йемен (НДРЙ).

В связи с этим советским военнослужащим предстояло поставить точку в невнятной политической игре руководства СССР, разгромив отлично подготовленную ими же сомалийскую армию, оснащенную нашим оружием. Впрочем, при планировании операций против бывших подопечных опыт работы в сомалийской армии очень пригодился. Но главным делом стало создание новой эфиопской армии.

В ней даже об азах тактики ничего не знали, не говоря уже о стратегии. Эфиопы старались прикрыть всю линию обороны, распыляя силы. Сомалийцы же, обученные советскими офицерами, легко создавали превосходство на нужных направлениях, прорывали вражеские позиции, проводили фланговые маневры, брали в клещи, окружали.

Эфиопские части выдвигались к переднему краю обороны после, а не во время артподготовки и несли огромные потери от огня не уничтоженных сомалийских огневых точек. Танки использовались только для поддержки пехоты. Взаимодействие артиллерийских, пехотных и танковых частей отсутствовало. Боевая учеба не проводилась, боевое охранение не выставлялось. Строить фортификационные сооружения, даже рыть окопы и траншеи стали только по требованию советских советников.

Эфиопской войсковой разведки не существовало. Командование ничего не знало о вражеских силах, даже не представляло начертание линии фронта. Ситуация по сбору разведданных была исправлена лишь после работы наших советников непосредственно на переднем крае, развертывания подразделений радиоразведки и запуска спутника над зоной конфликта.

Сомалийцы же с самого начала войны широко использовали не только подразделения войсковой разведки, но и диверсионно-разведывательные группы, отряды ФОЗС и местную агентуру. В союзном штабе не раз отмечали удивительную осведомленность противника. Поэтому генералы Петров и Очоа стали ставить в известность своих эфиопских коллег о деталях операций лишь накануне их проведения .

Благодаря помощи союзников, Эфиопия в январе 1978 года имела на фронте уже 26 полнокровных бригад, 230 танков, 180 орудий и минометов, 42 РСЗО БМ-21 “Град”, более 30 самолетов. СНА могла противопоставить до 30 изрядно потрепанных бригад, 120–130 танков, 450 орудий и минометов, четыре РСЗО БМ-21, несколько десятков БМ-13.

Тем не менее, война между двумя стратегическими партнерами СССР в Восточной Африке стала неизбежной. В конце концов Сиад Барре отдал приказ о начале боевых действий. Он сделал ставку на короткую военную кампанию и на нейтральную позицию СCCР, учитывая давние дружеские отношения двух стран.

Театр военных действий Огаден включал тогда в административном плане всю провинцию Харэрге и частично Бале, Сидамо и Арусси. Здесь с 1963 года действовали подконтрольные Могадишо партизанские отряды Фронта освобождения Западного Сомали (ФОЗС). Летом 1975 года был создан также Фронт освобождения Сомали-Або (ФОСА). Если ФОЗС состоял исключительно из сомалийцев, то ФОСА имел целью вовлечение в войну за Огаден народа оромо, что в итоге не удалось.

План вторжения СНА предполагал наступление широким фронтом по трем направлениям: северное, центральное и южное. Главный удар наносился на севере – из района Борамы и Харгейсы в направлении городов Дыре-Дауа – Харэр – Джиджига. Захват этого стратегического треугольника отрезал Огаден, одновременно давая возможность выйти в центральные районы Эфиопии.

По людским резервам Сомали уступало: эфиопские вооруженные силы насчитывали 47 тысяч человек, СНА – 35 тысяч. Но население Эфиопии составляло тогда 28,62 миллиона человек, а Сомали – 3,25 миллиона.

Правда, в Огадене эфиопская группировка была невелика. Основу составила 3-я пехотная дивизия (8 тысяч человек). Был танковый батальон, на вооружении которого имелось 45 американских легких танков М41 и средних М47. Три батареи американских же гаубиц М109А2, М114 и М101, три десятка минометов. Авиагруппировка – до 60 боевых самолетов, в том числе 16 тактических истребителей F-5A/B/E. В ПВО – десять зенитных орудий.

Сомалийская группировка вторжения включала до 23 тысяч человек плюс партизанские части (15 тысяч бойцов). В техническом отношении перевес нападавших был подавляющим: примерно 150 советских танков Т-34-85 и 50 Т-54/55, 250 бронетранспортеров, 250 артиллерийских орудий и минометов советского производства. Авиационная группировка – до 40 истребителей МиГ-17 и МиГ-21.

Наступление началось 23 июля 1977 года. Используя фактор внезапности, численное и техническое превосходство, сомалийцы быстро продвинулись в глубь эфиопской территории. Мобильные танковые и механизированные части СНА легко обходили узлы обороны и опорные пункты, перерезали коммуникации. Атаки проводились в сочетании с массированными артиллерийскими и авиаударами. К середине августа под контролем сомалийцев оказалось 90 процентов территории Огадена. Но они завязли в боях на подступах к Харэру и Дыре-Дауа.

13 сентября пала Джиджига. Преследуя отступающего противника, сомалийские подразделения без боя взяли важнейший горный перевал Марда. Затем, захватив город Айша, перерезали стратегическую железную дорогу Аддис-Абеба – порт Джибути. Менгисту объявил причиной поражения существование “пятой колонны”. Более десяти армейских начальников разного уровня были казнены. Командиры получили приказ расстреливать каждого, кто отступит без приказа.

Однако и сомалийский наступательный порыв угас. За три месяца войска устали, оторвались от ремонтных и тыловых баз. Размытые дороги (начался сезон дождей) и горный рельеф ограничивали танковый маневр, все сомалийские атаки были фронтальными, их легко отбивала артиллерия. Попытки СНА прорваться к Харэру и Дыре-Дауа провалились.

Эфиопия разорвала дипломатические отношения с Сомали только 8 сентября 1977 года, ссылаясь на то, что Сомали 23 июля «предприняло ничем не спровоцированную и открытую агрессию против Эфиопии, используя регулярные наземные и воздушные части. С этого дня между Сомали и обороняющейся Эфиопией идёт настоящая война».

Некоторые военные успехи сомалийцев были перечёркнуты их дипломатическими неудачами. Вопреки ожиданиям Барре, Советский Союз не поддержал его в войне. Наоборот, советское руководство видело в революционном эфиопском режиме очевидного союзника. Ещё в начале 1977 года Эфиопия свернула контакты с США и начала налаживать отношения с СССР. Советская позиция по вопросу эфиопо-сомалийского конфликта была окончательно прояснена осенью, когда с небольшим перерывом Москву посетили Мохаммед Сиад Барре (29-31 августа), встретивший холодный приём, и новый эфиопский лидер Менгисту Хайле Мариам, получивший заверения в полной поддержке . 13 ноября правительство Сомали объявило о денонсации советско-сомалийского договора о дружбе и сотрудничестве и предложило всем советским гражданам покинуть страну в недельный срок (в те же дни Могадишо посетил председатель Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей США Мелвин Прайс).

Значительная часть высланных Могадишо военных специалистов была направлена Москвой в Аддис-Абебу. С этой целью в конце месяца СССР организовал «воздушный мост» для переброски в Эфиопию военнослужащих и военной техники. Всего в Эфиопии в тот период официально побывали 1500 советских военных советников и специалистов. Но в это число вошли только командированные по линии Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны (с оформлением загранпаспортов), тогда как многие направлялись прямыми приказами министра и главкомов войск без исключения из списков частей. Так что реальная цифра наших соотечественников, участвовавших в конфликте, выше.

На обратном пути из Советского Союза С. Барре сделал остановку в Египте, который год назад разорвал отношения с Кремлем. Президент А. Садат поддержал позицию С. Барре на кардинальную смену внешнеполитического курса страны в пользу сотрудничества с США, пообещав помощь и поддержку. Сигналы о готовности предоставить Сомали вооружение поступили также из Саудовской Аравии, Ирана, Пакистана и Судана. В середине июля администрация США проявила готовность снизить “зависимость Сомали от СССР путём предоставления оборонительной военной техники”.

После того, как во время начавшейся агрессии сомалийской армии против Эфиопии Куба и СССР выступили на стороне последней, отношения, длившиеся много лет между странами, были разорваны. 13 ноября 1977 года президент Сомали Сиад Барре объявил о прекращении действия советско-сомалийского договора от 11 июля 1974 года. Страну до 20 ноября должны были покинуть две тысячи советских специалистов и членов их семей. В Сомали должны были остаться только семь служащих посольства СССР в Могадишо – таков был штат посольства Сомали в Москве. Одновременно сомалийцы прервали дипломатические отношения с Кубой, страну должны были в течение суток покинуть приблизительно 45 кубинцев. Кроме того, всё советское имущество, находящееся на территории страны, было объявлено собственностью Сомали.

После выступления С. Баре о денонсации договоров с СССР отношение сомалийцев к советским специалистом резко ухудшилось, скатившись до откровенной вражды. В домах, где жили советские семьи, отключили свет и воду, их осаждали разъяренные толпы местных жителей, выкрикивавшие оскорбления и забрасывавшие их камнями. В аэропорту вылетавшие советские специалисты подвергались всяческим унижениям и издевательствам. Советские самолеты, идущие на посадку в аэропорту Могадишо ночью, приземлялись в полной темноте, потому что сомалийцы вырубали освещение на взлетных полосах.

В последний день сомалийского ультиматума в порт Магадишо прибыла советская эскадра Тихоокеанского флота. Командующий эскадрой контр-адмирал М. Хронопуло приказал высадить в столице Сомали морскую пехоту для защиты советских граждан и обеспечения беспрепятственной эвакуации советского имущества. Высадка советского морского десанта отрезвила сомалийское руководство. Люди были беспрепятственно и в спокойной обстановке эвакуированы, затем моряки демонтировали все советское имущество и погрузили на корабли. История советского базирования в портах Сомали завершилась.

Оставшись без советской поддержки, Сомали принялась активно искать новые источники для пополнения арсеналов, таявших в войне с Эфиопией. Западные страны отказались поставлять сомалийцам оружие, пока шел конфликт, но поддержку оказали мусульманские страны: Египет, Саудовская Аравия, Пакистан, Иран. Только Египет за время войны передал Сомали военного снаряжения на 30 млн. долларов.

В январе 1978 года на фронте возобновились активные боевые действия, в результате которых последняя попытка сомалийцев овладеть Харэром 22 января провалилась. Серией контратак с 23 по 27 января союзники сбили их с позиций вокруг города. После трех дней ожесточенных боев с 1 по 4 февраля в районе Дыре-Дауа сомалийцы также отступили. 5 февраля они без боя очистили Айшу, дорога на порт Джибути была открыта.

Для развития наступления необходимо было взять перевалы Марда и Шебелле – горные проходы к Джиджиге с запада. Они представляли собой естественную горную крепость, а сомалийцы создали сеть фортификационных сооружений, которые прикрыли минными полями. Группировка в составе 10-й пехотной дивизии и кубинской 3-й танковой бригады (60 Т-62) обошла перевалы по труднопроходимой горной дороге в 60 километрах к северу от Шебелле, защищенной незначительными силами СНА. Союзники, отбив контратаку, вышли к Джиджиге. 4 марта началось их наступление по линии Джиджига – Марда. Сомалийская оборона на перевале была прорвана со второй попытки.

Одновременно Джиджигу атаковали части 10-й пехотной дивизии и две кубинские бригады. Вновь был применен “вертикальный охват” – вертолеты перебросили в тыл противника батальон 1-й десантной бригады с бронетехникой (несколько АСУ-57 и БРДМ-2). Под угрозой полного окружения части СНА оставили Джиджигу, с падением которой вся сомалийская оборона рассыпалась.

Таким образом, столкнувшись с эфиопскими войсками, вооруженных советской техникой, которых поддерживали кубинские части и советские советники, сомалийская армия потерпела поражение. 8 марта 1978 года Сиад Барре объявил о выводе войск из Огадена. К 15 марта 1978 года последние подразделения армии Сомали покинули территорию Эфиопии, и война закончилась. 23 марта Аддис-Абеба официально сообщила об окончании войны.

Позже режим С. Барре сблизился с американцами. В августе 1980 года США и Сомали подписали соглашение, предоставляющее право американским боевым кораблям пользоваться сомалийскими портами, а американским ВВС – авиабазами в Бербере, Могадишо и Кисимайо. Взамен американцы осуществляли поставки вооружений для сомалийского режима. Но это не помогло избежать последствий войны, которые оказались для Сомали гораздо более тяжёлыми. Национальная армия так и не сумела оправиться от поражения в Огадене. С 1981 года уже в самой Сомали развернулось партизанское движение, которое в 1991 году свергло правительство Мохаммеда Сиада Барре, после чего страна погрузилась в хаос и безвластие.

После окончания войны за Огаден СССР продолжал оказывать значительную военную помощь и поддержку эфиопской армии, воевавшей в Эритрее . Однако партизанская борьба сепаратистских фронтов привела лишь к затяжному кровопролитию. В феврале 1991 года эфиопские войска потерпели полное поражение в Эритрее. 22 мая 1991 года руководитель Эфиопии Менгисту Хайле Мариам бежал в Зимбабве, а через несколько дней в столицу вступили отряды Революционно-демократического фронта эфиопских народов. В создавшихся условиях СССР принял решение отозвать военных специалистов из Эфиопии, а командованием советских ВМФ было принято решение об эвакуации из Эфиопии своего пункта материально-технического обеспечения. С распадом СССР ситуация в Эфиопии вышла из под контроля. Через два года была провозглашена независимость Эритреи.

Таким образом, решающее значение в победе Эфиопии в конфликте с Сомали сыграли военная помощь СССР и ударная мощь кубинских войск. Важную роль сыграли и стратегические просчеты руководства Сомали. Сиад Барре начал войну, не имея серьезных союзников. Ставка делалась на блицкриг, однако распыление сил на начальном этапе свело этот план на нет. Боеспособность эфиопской армии оценивалась сомалийцами чрезвычайно низко. Но по ходу войны части под руководством советских и кубинских военспецов набирались боевого опыта. К тому же для эфиопов война быстро приобрела характер отечественной.

Считается, что конфликт между Эфиопией и Сомали за территорию Западного Сомали (Огаден) был самым парадоксальным из всех вооруженных конфликтов с участием СССР. Объясняется это следующими факторами:

• парадокс № 1: война привела к разрыву отношений Советского Союза с ближайшим союзником в Африке – Сомали;
• парадокс № 2: Эфиопия, прежний союзник США, превратилась в страну социалистической ориентации и
• парадокс № 3: сначала советские военные специалисты подготовили и экипировали лучшие на тот момент в постколониальной Африке вооруженные силы – Сомалийскую национальную армию (СНА), а потом в кратчайшие сроки переобучили и оснастили вооруженные силы Эфиопии, чтобы вместе с кубинцами разгромить свое же бывшее детище.

Винокуров Владимир Иванович,
профессор Дипломатической академии МИД России, руководитель Центра военно-дипломатического анализа и оценок; доктор исторических наук, профессор

Библиографические источники

1. Актуальные проблемы отношений со странами Африки (80-е годы) М.: Международные отношения. 1985. С. 261-267; АВП РФ. Ф. 658, оп. 21, д. 6; оп. 26, д. 7; Ф. 659, описи 8,18, д. 5; Ф. 661, оп. 20, д. 3; оп. 12, д. 6.Советско-африканские отношения. М.: Наука, 1982. С. 4-13; АП РФ. Ф. 2., оп. 3., д. 45. Л. 84–85; Российский Государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 89. Описи: 2, 3, 4, 10, 11, 20, 23, 27, 34, 42, 48, 55, 104, 147.
2. Архив Президента Российской Федерации (АП РФ). Ф. 2. Описи: 1–45, 458–510. Ф. 5. Описи 1–85.
3. Советско-африканские отношения. М.: Наука, 1982. С. 4-13; АП РФ. Ф. 2., оп. 3., д. 45. Л. 84–85; Российский Государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 89. Описи: 2, 3, 4, 10, 11, 20, 23, 27, 34, 42, 48, 55, 104, 147.
4. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Фонд Историко-дипломатического управления: дд. №№11,13,14/2, дд. №№1,2, д. №13/2, д. №8, д. №42/6, д. №42/4.
5. АП РФ. Ф. 2, оп. 3, д. 45; Ф. 5, оп. 46, д. 85; РГАНИ. Ф. 89, оп. 10, дд. 20, 48; оп. 12, д. 10; оп. 27, д. 7; оп. 40, д. 20.
6. Коновалов И. Непримиримые союзники. Как СССР спас Эфиопию, разгромив им же созданную армию Сомали (история). ВПК-Военно-промышленный курьер № 05 (620) за 10 февраля 2016 года.
7. Визит Менгисту Хайле Мариама в СССР. – Документы и материалы. М., 1980 г.
8. МИД СССР. СССР и страны Африки. 1946-1962 гг.: Документы и материалы в двух томах (1946 г. – сентябрь 1960 г.). М., 1963; СССР и страны Африки. 1963-1970 гг.: Документы и материалы. В двух частях. М., 1982; Материалы АВП России. Некоторые новые документы о русско-эфиопских отношениях (конец XIX-начало XX вв.). - «Проблемы востоковедения», М., 1960.

[*] Статья написана по результатам исследования, проводимого при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-01-00363 «Внешнее вмешательство во внутренние дела стран «третьего мира» в эпоху холодной войны: опыт многоуровневого анализа».

Стремительное укрепление германского фашизма, бесцеремонно разорвавшего Версальский договор, и лихорадочная гонка вооружений нацистского государства, развернувшаяся при поддержке США, Англии и Франции, создали в середине 30-х годов предгрозовую атмосферу в Европе, привели к резкому изменению соотношения сил империалистических держав.

Германия по сравнению с Англией и Францией быстро выдвигалась вперед в экономическом и особенно военном отношении. Создав свои вооруженные силы и милитаризовав всю жизнь Германии, гитлеровцы все более наглели. Они уже не заискивали перед Англией и Францией, а разговаривали с ними «на равных основах». Но первой воспользовалась новой обстановкой фашистская Италия.

Анализируя тенденции развития итальянского империализма, В. И. Ленин в 1915 г. весьма точно подметил, что прежняя революционно-буржуазная Италия «превращается окончательно на наших глазах в Италию, угнетающую другие народы... в Италию грубой, отвратительно реакционной, грязной буржуазии, у которой текут слюнки от удовольствия, что и ее допустили к дележу добычи» {3} .

Планы экспансии итальянского фашизма предусматривали захват обширных территорий в Африке, на Балканах и в Дунайском бассейне, во всем Средиземноморье. Первым объектом фашистской агрессии становится Эфиопия - единственное государство в Восточной Африке, которое в силу ряда обстоятельств (соперничество великих держав, исключительно выгодное стратегическое положение, патриотизм и мужество народа, сложные географические условия) сумело сохранить относительную политическую независимость. Расположенная на кратчайших путях из Средиземного и Красного морей в Аравийское море и Индийский океан, она представляла собой важную стратегическую позицию.

Подготовка Италии к захвату Эфиопии началась, по признанию Муссолини, еще в 1925 г. Сначала предполагалось аннексировать ее «мирным путем» с помощью договора о дружбе (1928 г.). Однако это не удалось {4} . Тогда начиная с осени 1932 г. итальянские империалисты приступили к тщательной разработке планов вооруженного вторжения и порабощения эфиопского государства.

Затем последовала непосредственная подготовка к нападению на Эфиопию. В Эритрее, Сомали и Ливии (итальянских колониях) сосредоточивались войска, строились и реконструировались морские порты, аэродромы, военные базы, к эфиопским границам прокладывались шоссейные дороги. За три года в метрополии и колониях были развернуты вооруженные силы в 1 300 тыс. человек. Для перевозки экспедиционной армии было подготовлено, зафрахтовано и закуплено более 155 морских судов общим тоннажем примерно 1 250 тыс. тонн {5} .

Для ведения войны Италия резко увеличила закупки в США вооружения, самолетов, авиамоторов, запасных частей, нефти, сырья и других военных товаров. Англия расширила поставки Италии угля, никеля и прочих стратегических материалов. За девять месяцев 1935 г. Германия продала Италии угля в четыре, а машин в два раза больше, чем за такой же период 1934 г. Французские заводы Рено поставляли для итальянской армии танки; импорт автомобилей в итальянские колонии возрос в 20 раз {6} .

Прикрываясь лозунгами «цивилизаторской миссии» и «установления порядка в Абиссинии», правительство Б.Муссолини провоцировало военные столкновения на эфиопских границах, проводило подрывную деятельность, стремясь вызвать в стране междоусобицу. 5 декабря 1934 г. в 100 - 150 км от границы с Итальянским Сомали в районе Уал-Уала произошел серьезный инцидент. Итальянский гарнизон внезапно напал на эфиопский военный отряд. В результате вооруженной провокации обе стороны понесли большие потери. Правительство негуса Хайле Селассие I обратилось в Лигу наций с просьбой предотвратить итальянскую агрессию, отвести смертельную угрозу, нависшую над страной, которая является членом Лиги наций {7} .

Лишь спустя девять месяцев после событий в Уал-Уале Совет Лиги наций приступил к обсуждению итало-эфиопского конфликта. Как всегда в таких случаях, агрессор пытался доказать «правомерность» своих разбойничьих действий. В каких только грехах не обвинил он страну, которую избрал для захвата, и даже предложил исключить Эфиопию из Лиги наций. Представители капиталистических государств, на словах ратовавшие за право всех членов Лиги наций на независимость, никаких конструктивных предложений не внесли. Все свелось лишь к созданию «комитета пяти» (Англия, Франция, Испания, Польша и Турция) в целях общего изучения итало-эфиопских отношений и изыскания средств для мирного разрешения вопроса.

Советский Союз решительно выступил в защиту государственного суверенитета Эфиопии, хотя и не имел с ней дипломатических отношений. 5 сентября 1935 г. народный комиссар иностранных дел СССР M. M. Литвинов на заседании Совета Лиги обратил внимание на то, что «налицо несомненная угроза войны, угроза агрессии, которую не только не отрицает, а, наоборот, подтверждает сам представитель Италии. Можем ли мы пройти мимо этой угрозы?..» {8} . От имени Советского правительства он предложил Совету «не останавливаться ни перед какими усилиями и средствами, чтобы предотвратить вооруженный конфликт между двумя членами Лиги» {9} . Через несколько дней на заседании Генеральной Ассамблеи Лиги наций глава советской делегации вновь призвал государства, ответственные за сохранение мира, принять все меры к усмирению агрессора. Однако эта высокая международная организация ничего не сделала для защиты Эфиопии. Бездействие Лиги наций развязало руки Риму, который заканчивал последние приготовления к войне.

Фашистские государства все больше захватывали инициативу в международных отношениях. Это давало им значительные преимущества в осуществлении агрессивных замыслов. Германию вполне устраивало, что экспансия Италии нацелена на юг и, следовательно, ее внимание к Центральной и Юго-Восточной Европе, где немецкие интересы сталкивались с итальянскими, надолго будет отвлечено. К тому же общественное мнение, считало германское правительство, неизбежно будет приковано к итальянской агрессии в Африке.

Создавшуюся ситуацию стремилась использовать и Франция, которая намеревалась за счет Эфиопии укрепить отношения с Италией, не допустить ее сближения с Германией и добиться ослабления позиций Англии в государствах Азии и Африки. В начале января 1935 г. премьер-министр Франции П. Лаваль встретился с Муссолини. Итальянский диктатор доверительно поделился с ним своими планами. Результатом визита явилась опубликованная 7 января декларация о франко-итальянском сотрудничестве. Было достигнуто соглашение об изменении франко-итальянской границы в Африке. Франция пошла на значительные уступки, передав Италии 20 процентов акций железной дороги, соединявшей французский порт Джибути с Аддис-Абебой (столицей Эфиопии), остров Думейра, 800 кв. км на границе Итальянской Эритреи напротив Баб-эль-Мандебского пролива и 125 тыс. кв. км территории, прилегающей к южной границе с Ливией, а также согласилась продлить до 1965 г. льготы итальянским поселенцам в Тунисе {10} . Позднее Лаваль хвастливо заявлял, что он «подарил ему (Муссолини. - Ред.) эту Эфиопию» {11} . Французский премьер объяснял свои уступки итальянскому агрессору тем, что и Франция выиграла от этого, так как канализировала экспансию Италии в Африку вместо Юго-Восточной Европы, в которой французский капитал имел серьезные экономические интересы.

По свидетельству американского посла в Германии У. Додда, в этой сделке французское правительство рекомендовало Италии осуществлять захват Эфиопии по частям. Додд записал в своем дневнике: «У меня был интересный разговор с французским дипломатом Арманом Бераром, который откровенно сказал: «Мы заключили пакт с Италией, хотя Муссолини нам и очень неприятен... и нам пришлось пообещать ему аннексию Абиссинии. Я надеюсь, что Муссолини достаточно умен, чтобы присоединить эту страну по частям, как мы это сделали в Марокко. Мы настаивали на этом перед итальянцами...» {12}

Результаты секретных переговоров Лаваля и Муссолини были доведены до сведения Лондона. Форин офис (британское министерство иностранных дел) дало понять, что, если не будут затронуты британские интересы в отношении озера Тана и реки Голубой Нил, Англия не намерена противодействовать итальянской агрессии. Главная ее забота, как сообщал своему королю в феврале 1935 г. министр иностранных дел Д. Саймон, занять такую позицию в итало-эфиопском конфликте, которая не окажет «неблагоприятного влияния на англо-итальянские отношения» {13} .

По свидетельству английского журналиста Дж. Прайса, подобная мысль была высказана Р. Макдональдсом (бывшим премьер-министром двух лейбористских правительств) в беседе с Муссолини. Дуче поинтересовался, как Англия отнесется к факту вторжения его армии в Эфиопию. Политический лидер Великобритании цинично ответил: «Англия - леди. Женщинам нравятся активно наступательные действия мужчин, но при условии соблюдения секретности. Поэтому действуйте тактично, а мы не будем возражать» {14} . Эту позицию подтвердила и конференция в Стрезе (апрель 1935 г.), на которой представители Англии и Франции дали понять представителям Италии, что их правительства не собираются мешать захватническим действиям Муссолини против Эфиопии, если это не поколеблет их позиций в колониях.

Политику попустительства итальянскому агрессору проводили и Соединенные Штаты Америки. Еще в 1934 г. американское правительство уклонилось от посредничества в вопросе об Эфиопии и всячески способствовало тому, чтобы она «осознала, что никто на свете не окажет ей помощи», окончательно отказалась от «преувеличенных представлений о независимости и согласилась с умеренными требованиями Италии» {15} . 31 августа 1935 г., когда вторжение в Эфиопию было уже предрешено, американский конгресс принял закон о нейтралитете, запрещавший вывоз военных материалов в воюющие страны. Это означало, что захватчик, не столь зависевший от ввоза военных материалов, получал реальное преимущество перед жертвой агрессии. Таким образом, правящие круги Франции, Англии и США твердо взяли курс на поощрение агрессии итальянского фашизма.

В ночь на 3 октября 1935 г. внезапно, без объявления войны, итальянские войска вторглись в Эфиопию. Предпринимая нападение одновременно с трех направлений, командование итальянской армии рассчитывало применить современное вооружение, новые методы борьбы и в короткий срок разделаться со своей жертвой.

Северный фронт под командованием престарелого генерала де Боно, а затем маршала Бадольо, имея в своем составе большую часть войск вторжения, развернулся у границы Эфиопии с Эритреей. Главный удар он наносил силами трех армейских корпусов (десять дивизий) в направлении Дессие, Аддис-Абеба. Наступление на двух других направлениях играло вспомогательную роль. Южный (сомалийский) фронт, имевший две оперативные группы (по две дивизии в каждой), должен был активными действиями в направлении на Харар сковать как можно больше эфиопских сил. Центральная группа войск (одна дивизия и вспомогательные части) служила связующим звеном между обоими фронтами. Она имела задачу наступать из района Ассаба на Дессие через пустыню Данакиль. Большое значение в операциях против эфиопской армии итальянское командование придавало активным действиям своих военно-воздушных сил.

Развертывая войну в Африке, Италия заботилась и о своем положении в Европе. Для поддержания роли Италии как гаранта Локарнского пакта Муссолини взамен отправленных в Эритрею и Сомали соединений немедленно сформировал новые дивизии. В результате армия метрополии не только не уменьшилась, а даже увеличилась. Муссолини хвастливо заявил, что будет держать под ружьем призывников 1911 - 1914 годов рождения до тех пор, пока сочтет нужным, и что «900 тыс. солдат полностью обеспечивают нашу безопасность... Они снабжены новейшим оружием, выпущенным... военными заводами», которые «в течение нескольких месяцев работают полным ходом» {16} .

Страх за судьбу своих колоний в Индии и Африке заставил Англию принять меры предосторожности. Она подтянула в район Средиземного и Красного морей из метрополии, Сингапура и Гонконга крупные военно-морские и воздушные силы. После перегруппировки английский морской и воздушный флот имел на Средиземноморском театре 7 линкоров, 3 авианосца, 25 крейсеров, 65 эсминцев, 15 подводных лодок, 400 - 450 самолетов. Крупные силы флота (линкоры, крейсеры, авианосцы) находились в Александрии (13 кораблей), в Гибралтаре и Адене (по 6 боевых единиц), в портах Мальты - 7 подводных лодок {17} .

Фашистская Италия начала срочно прикрывать свои военно-морские базы и морские коммуникации. Ее главные морские и воздушные силы сосредоточились в портах юга Апеннинского полуострова и Сицилии (76 кораблей, в том числе 2 линкора, 13 крейсеров, 34 эсминца, 17 подводных лодок). В район Восточного Средиземноморья (острова Лерос и Родос, порт Тобрук) были выдвинуты 4 эсминца, 27 подводных лодок и торпедных катеров, а в Красное море - 4 крейсера, 5 эсминцев, 6 подводных лодок и 1 авиатранспорт {18} . Для усиления вооруженных сил совершенствовались мобилизационная система, подготовка военных кадров, противовоздушная оборона, осуществлялась централизация военного производства.

Напав на Эфиопию, итальянские фашисты внимательно следили за тем, как будет реагировать на их действия мировое общественное мнение, в частности таких стран, как Англия и Франция. Это накладывало определенный отпечаток на характер действий итальянских войск.

Итальянский генеральный штаб ориентировал командование своих войск в Эфиопии, чтобы они, захватив определенный район, тщательно осваивали оккупированную территорию, строили дороги, мосты, налаживали работу тыла. Это должно было создать условия для проведения последующих операций.

Итальянская армия на северном фронте действовала массированно, не расчленяясь на отдельные колонны. К этому ее вынуждали характер местности и героическое сопротивление частей прикрытия эфиопской армии. Несмотря на военно-техническое превосходство, итальянские захватчики продвигались медленно, несли большие потери, а на отдельных участках даже оставляли свои позиции. До конца года они овладели лишь незначительной частью территории страны, достигнув на севере рубежа Адиграт, Адува, Аксум, на юге - Герлогуби, Горрахей, Доло.

Опыт первых месяцев войны показал, что для захвата Эфиопии требовалось значительно больше сил и средств, чем располагали итальянцы. Они выдвинули на театр войны еще восемь дивизий и огромное количество боевой и вспомогательной техники. Всего к середине февраля 1936 г. в Восточную Африку было направлено 14 500 офицеров, 350 тыс. солдат, до 60 тыс. человек вспомогательного персонала (не считая 80 - 100 тыс. человек из местного населения), 510 самолетов, 300 танков, 800 орудий, 11 500 пулеметов, 450 тыс. винтовок, 15 тыс. автомобилей, 80 тыс.вьючных животных, 1800 радиостанций и много другого военного имущества {19} .

Сосредоточение большой массы итальянских войск, боевой техники, Оружия, снаряжения, продовольствия, горюче-смазочных материалов, доставлявшихся в Восточную Африку морским путем на протяжении многих месяцев, стало возможным вследствие попустительства большинства членов Лиги наций. Призванная защищать территориальную целостность и политическую независимость своих членов, Лига наций не прислушалась к предложению СССР принять решительные меры для прекращения военных действий. К ней было приковано внимание всего мира, от нее ждали не слов, а действий, но она не сделала ничего для предотвращения войны.

Борьба Советского Союза и других миролюбивых сил в защиту Эфиопии вынудила Лигу наций объявить Италию агрессором и вынести решение о применении к ней некоторых экономических санкций. Запрещались ввоз оружия и ряда других товаров, предоставление займов и кредитов. Однако основная мера - эмбарго на поставку Италии нефти и ряда других военно-стратегических материалов - не получила поддержки Лиги наций.

Но и такие урезанные меры показались многим государственным деятелям Запада слишком суровыми. При обсуждении вопроса о применении экономических санкций к Италии представители Австрии и хортистской Венгрии выступили против них, премьер-министр Франции заявил о намерении «продолжить поиски мирного разрешения вопроса». Британский дипломат применение санкций к Италии поставил в зависимость от позиций Германии и США. Что касается американского правительства, то оно отказалось участвовать в осуществлении решений Лиги наций, принятых против итальянской агрессии. Как только началось обсуждение этого вопроса, посол США в Риме Лонг немедленно направил государственному секретарю Хэллу телеграмму: «Если в Женеве будет принято решение о введении санкций (против Италии. - Ред.), я искренне надеюсь, что американское правительство не присоединится к ним. Это вызовет тяжкие последствия у нас в Штатах и ненужные осложнения» {20} . Беспокойство Лонга оказалось излишним. 9 октября Хэлл поручил американскому посланнику в Женеве уведомить всех членов Лиги наций, что «США будут следовать своему курсу самостоятельно» {21} .

Отказ США, Германии, Австрии, Венгрии от участия в санкциях и нежелание Англии и Франции проводить их в жизнь создали для Италии благоприятные условия, ибо в ее импорте эти государства играли главную роль. Соединенные Штаты Америки поставляли Италии 72 процента парафина, более 60 процентов хлопка-сырца, 40 процентов чугунного лома, 27 процентов машинного оборудования и стального лома, 26 процентов никеля. Германия давала 40 процентов угля, 25 процентов проката, 11 процентов железа и стали, 7 процентов никеля. Доля Австрии в итальянском импорте составляла 28 процентов леса, 23 процента специальной стали, 12 процентов железа и стали. Венгрия являлась важным поставщиком продовольствия {22} . Следовательно, меры, принятые Лигой наций против итальянских колонизаторов, как это признал Черчилль, представляли собой «не настоящие санкции, способные парализовать агрессора, а всего лишь такие противоречивые мероприятия, которые агрессор мог терпеть, поскольку, несмотря на свою обременительность, они в действительности стимулировали воинственный дух итальянцев» {23} .

Советское правительство всемерно стремилось к тому, чтобы оказать помощь эфиопскому народу. Представители СССР подчеркивали, что решение Лиги наций о санкциях может быть действенным лишь в том случае, если в Италию будет запрещен ввоз важнейших видов военно-стратегического сырья. Впрочем, это отлично понимали и некоторые руководители западных держав. «Если бы были применены тотальные санкции, - писал впоследствии Хэлл, - продвижение Муссолини тотчас было бы остановлено» {24} . Но большинство членов Лиги лишь на словах соглашались с необходимостью порвать с Италией экономические отношения, а на деле продолжали снабжать ее военно-стратегическими материалами, особенно нефтью, которая имела первостепенное значение для исхода эфиопской кампании. Большая роль в этом принадлежала США. Их экспорт нефти в ноябре 1934 г. в денежном выражении составил 447 тыс. долларов, а в ноябре 1935 г. - 1 млн. 252 тыс. Поставки американской нефти в итальянские владения в Африке в стоимостном выражении за тот же период поднялись с 12 тыс. до 451 тыс. долларов {25} .

Стремясь, чтобы санкции против агрессора были наиболее эффективными, СССР выступил с предложением запретить ввоз нефти в страну, совершившую агрессию. Это предложение поддержали девять государств - членов Лиги наций (Аргентина, Голландия, Индия, Ирак, Новая Зеландия, Румыния, Сиам, Финляндия, Чехословакия), поставлявших в Италию 75 процентов потребляемой ею нефти. Такие меры могли оказать решающее воздействие на события в Эфиопии.

В Риме забили тревогу. Муссолини обратился к Лавалю с просьбой не допустить применения нефтяных санкций {26} . Французский премьер-министр вступил в переговоры с английским правительством, которое, в свою очередь, выразило опасение, что, если Лига наций решит ввести эмбарго на экспорт нефти в Италию, США, не считаясь с этим решением, увеличат ввоз нефти в эту страну и английские нефтяные компании потеряют итальянский рынок.

Корыстные интересы большого бизнеса победили: Англия и Франция не только отказались от эмбарго, но и пошли дальше. Вступив в тайный сговор, они с ведома Муссолини разработали план раздела Эфиопии. 9 декабря 1935 г. Лаваль и министр иностранных дел Великобритании С. Хор подписали секретное соглашение о «мирном урегулировании» эфиопской проблемы. Негусу предлагалось «уступить» Италии две провинции - Огаден и Тигре, а также область Данакиль. В обмен Эфиопия получила бы от Италии узкую полосу эритрейской территории с выходом к морю в Ассабе. Она должна была также принять на службу итальянских советников.

Эфиопия отклонила англо-французское предложение.

Пользуясь обстановкой, итало-фашистские захватчики сосредоточили крупные силы против Эфиопии и создали решающий перевес в средствах борьбы. Они начали активные боевые действия с решительными целями. На этом этапе итальянское командование стремилось побудить эфиопскую армию к контрнаступлению, чтобы затем разгромить ее.

Новый главнокомандующий итальянскими войсками Бадольо (он же командующий северным фронтом) весьма опасался перехода патриотов Эфиопии к изнурительной партизанской войне в дополнение к оборонительным действиям регулярной армии. Один из итальянских журналов по этому поводу писал: «...для нас существенно важно было всячески воспрепятствовать тому, чтобы маневренная война, которую мы хотели навязать врагу, превратилась в войну на истощение» {27} .

Чтобы быстрее сломить сопротивление эфиопов, итальянское командование пошло на чудовищное преступление: решило применить отравляющие вещества, огнеметные средства и разрывные пули, запрещенные международной конвенцией. В середине декабря 1935 г. маршал Бадольо и генерал Грациани обратились к Муссолини с просьбой предоставить им «полную свободу действий в использовании удушливых газов». «Применение газов допустимо» {28} , - незамедлительно ответил дуче.

Над городами и даже небольшими населенными пунктами Эфиопии итальянские самолеты начали распылять в больших количествах иприт. Пары и капли иприта поражали население, скот, посевы. Бомбы с отравляющими веществами сбрасывались в места сосредоточения войск негуса, не имевших прикрытия с воздуха. Босые, легко одетые эфиопские солдаты были особенно уязвимы.

Хайле Селассие писал впоследствии: «Мы атаковали пулеметные гнезда противника, его артиллерию, голыми руками захватывали танки, мы переносили воздушные бомбардировки, но против отравляющих газов, которые незаметно опускались на лицо и руки, мы ничего сделать не могли» {29} . Армия несла большие потери. Огромными были жертвы и среди мирного населения. Как явствует из представленного в 1946 г. доклада эфиопского правительства, всего во время войны и оккупации погибло более 760 тыс. воинов и жителей Эфиопии {30} . «Это не война, - заявлял один из очевидцев, работник миссии Красного Креста, - это даже не избиение. Это казнь десятков тысяч беззащитных мужчин, женщин и детей с помощью бомб и отравляющих газов» {31} .

В Эфиопии создалось критическое положение. Политика «нейтралитета», проводимая США, лишила Эфиопию возможности приобретать вооружение, в котором армия негуса испытывала острую нужду. К концу декабря 1935 г. эфиопские войска получили только 4 тыс. винтовок и 36 пушек. Западные державы с особой нарочитостью соблюдали «нейтралитет». Вашингтон отказал эфиопскому правительству даже в просьбе продать два санитарных самолета и в то же время выступал против закрытия для агрессора Суэцкого канала, через который подвозились к фронту итальянские воинские части, вооружение, продовольствие. Закрыть канал «означало бы, - заявлял Хор, - конец коллективным действиям», то есть попыткам Англии и Франции договориться с Италией. Аналогичной позиции придерживалась и Япония, отказавшая Эфиопии в закупке оружия и противогазов.

Опираясь на численное превосходство, преимущества в технике и вооружении, используя преступные методы ведения войны, итальянские захватчики в феврале - апреле 1936 г. на северном фронте нанесли ряд тяжелых ударов в районах Макалле, Тембиена, озера Ашангии вышли к городу Дессие. На южном фронте армия Грациани, оттеснив эфиопские войска, заняла Дагабур и Харар. 5 мая итальянцы овладели столицей страны Аддис-Абебой.

За две недели до захвата столицы Эфиопии агрессором в Совете Лиги раздался взволнованный голос главы делегации эфиопского государства, еще раз взывавшего о помощи: «Народ Эфиопии никогда не покорится. Сегодня он задает вопрос пятидесяти двум государствам: какие меры предполагают они принять, чтобы дать ему возможность продолжать борьбу?» {32} В ответ западные державы одна за другой стали отказываться от применения санкций против Италии. Первой это сделала Англия. Лига наций расписалась в своем полном бессилии, а главное, в нежелании обуздать агрессора. Так Эфиопию бросили к ногам фашистского диктатора.

9 мая, когда итальянцы захватили не более трети территории Эфиопии, Муссолини объявил об ее «окончательном» завоевании. Декретом фашистского правительства Эфиопия объединялась с Эритреей и Итальянским Сомали в единую колонию - Итальянскую Восточную Африку. Дуче лицемерно заявил: «Мир с населением Абиссинии - свершившийся факт. Различные племена бывшей империи ясно показали, что они хотят спокойно жить и работать под трехцветным флагом Италии» {33} . Но народ Эфиопии не склонил головы перед захватчиком и развернул партизанское движение.

Агрессия фашистской Италии против Эфиопии явилась важным этапом на пути развязывания второй мировой войны. Захват этой страны укрепил позиции итальянского империализма в Африке, Красном море и на кратчайших путях из Европы в Азию. Вместе с тем положение Англии и Франции здесь, в, одном из узловых районов мира, резко ухудшилось. В тылу Египта Италия создала плацдарм для последующих захватов чужих земель. В результате произошло дальнейшее обострение империалистических противоречий в Африке.

Война против Эфиопии была своего рода генеральной репетицией агрессоров. Она еще раз показала, что разбойничьи методы ведения войны стали «нормой» для империалистических захватчиков.

Война в Эфиопии, а главное, вся политика попустительства агрессору со стороны США, Англии и Франции положили начало новому этапу предвоенной истории. По откровенному признанию английского военного историка и теоретика Б. Лиддел Гарта, создавшееся положение «побудило Гитлера к новому вызывающему шагу в марте 1936 г.» {34} .

Безнаказанная агрессия Италии в Эфиопии, итоги плебисцита в Саарской области дали гитлеровским лидерам основание сделать вывод, что наступила удобная пора для прямого нарушения Версальского и Локарнского договоров и осуществления захватнических планов в Европе. Первым актом предусматривался неожиданный и одновременный ввод более чем 30-тысячной немецкой армии в Рейнскую демилитаризованную зону по заранее разработанному немецко-фашистским генеральным штабом плану - операция «Шулунг». Маскировочным прикрытием замышляемой авантюры должен был стать антисоветский тезис, будто франко-советский пакт несовместим с духом локарнских соглашений и угрожает Германии. Гитлер кичливо заявил: «Москву нужно подвергнуть карантину». Абсурдность измышления гитлеровцев была очевидной, поскольку и Франция, и СССР никаких территориальных претензий к Германии не имели, а их договор о взаимопомощи предусматривал только ответные действия против агрессии. Задуманная фашистами акция была связана с огромным риском для них. Впоследствии один из главных подручных Гитлера - генерал Йодль признал: «У нас было неспокойное чувство игрока, поставившего на карту всю свою карьеру».

Агрессивный акт гитлеровской Германии в Европе подготавливался в тесном контакте с фашистской Италией. 25 февраля 1936 г. между ними было заключено соглашение о мерах борьбы против советско-французского пакта и об общей линии политики в отношении Локарнского договора {35} . Вторжение германских войск в Рейнскую зону должно было отвлечь внимание Англии, Франции и США, на неопределенное время отложить вопрос о нефтяных санкциях против Италии и позволить ей без помех завершить заключительные операции в Эфиопии. По просьбе Муссолини Гитлер перенес предусмотренную планом дату наступления на неделю раньше.

7 марта 1936 г. немецко-фашистские батальоны вторглись в Рейнскую демилитаризованную зону и заняли ее, не встретив отпора. Неожиданный успех окрылил агрессора, германские войска вышли на французскую границу. Пытаясь оправдать свои действия, фашистские заправилы уверяли, что они лишь обеспечивают свой тыл для организации войны против СССР и для того, чтобы Франция, связанная с Советским Союзом договором о взаимной помощи, не осмелилась выполнить его условия. И как ни странно, в Париже, Лондоне и Вашингтоне заявления гитлеровских главарей встречались с доверием, в то время как очевидные факты игнорировались.

Францию в жизненно важном для нее вопросе беззастенчиво предал ее традиционный союзник. Правительство Великобритании отказалось выполнять обязательства по Локарнскому договору, поскольку ремилитаризация Рейнской зоны будто бы не затрагивала «жизненно важных британских интересов» {37} . Английский министр иностранных дел Идеи утверждал: «... поскольку демилитаризованная зона была создана в основном ради безопасности Франции и Бельгии, именно правительства этих двух стран должны решить, насколько она для них важна и какую цену они готовы заплатить за ее сохранение...» {38} Участие Англии в совместных действиях министр иностранных дел Великобритании считал нежелательным.

По свидетельству английского историка Дж. Хьюзинги, англичане более чем охотно восприняли заверения лорда Лотиана о том, что Гитлер не допустил ничего, кроме возвращения «своего собственного приусадебного сада» {39} . Таким образом, по оценке Хьюзинги, комфорт оказался превыше чести.

Франция не получила поддержки и со стороны Лиги наций. После долгих словопрений Лига наций ограничилась лишь признанием факта нарушения Версальского и Локарнского договоров. Так из-за капитулянтской политики западных стран нарушитель международных соглашений вновь остался безнаказанным. Голос Советского Союза, призывавшего обуздать фашизм, оказался одиноким.

Рейнская зона, захваченная фашистской Германией, стала ее плацдармом против Франции.

11. Политика войны

(начало)

Подготовка к войне

Ближайшие сотрудники Муссолини упорно отрицали факт сознательного создания культа его личности. Но иногда он вдруг сам признавался в этом, говоря в оправдание, что диктатору нужны сторонники, фанатично верящие в его непогрешимость. Если газеты величали его «наш пророк дуче», а его режим называли не иначе как «воплощением божественной воли», если из него делали чудотворца, одно только имя которого действовало на больных в госпиталях как обезболивающее перед операцией, то все это делалось не без его молчаливого одобрения.

В 1933 году Муссолини решил опубликовать свои труды так называемым «окончательным» изданием. Туда должно было войти все написанное и сказанное им, кроме относящегося к периоду, когда он был социалистом и редактором газеты «Аванти!». Были опущены также по меньшей мере шестьдесят статей девятнадцатого года; там были разделы, вульгарный тон или антиклерикализм которых не соответствовали его новому облику. Многое от настоящего Муссолини должно было остаться тайной. «Окончательное» издание вышло под псевдонимом.

К этому времени Муссолини опять взял на себя семь из четырнадцати должностей в кабинете министров и часто не скрывал раздражения по отношению даже к той ограниченной власти, которая досталась другим министрам. Он предупреждал их никогда с ним не спорить, «потому что противоречие только усиливает мои сомнения и отвлекает от того пути, который, я знаю, является правильным, так как мои животные инстинкты всегда верны». Иногда он признавался, что легко поддается влиянию других людей и именно поэтому предпочитает принимать все важные решения ни с кем не консультируясь. Даже самым низшим чинам было приказано не отдавать никаких исполнительных указаний, не сделав хотя бы вида, что они исходят от самого дуче. Поэтому министры и чиновники все реже и реже изъявляли желание принимать какие-либо решения даже по самым незначительным вопросам.

Впоследствии некоторые фашисты признавали, что этот процесс идолизации Муссолини был одной из ошибок режима, что попытка создать «восточный деспотизм», естественно, должна была привести ко всеобщему бездействию. Но сам Муссолини думал как раз обратное. Он считал, что уже сделал так же много для Италии, как и Наполеон для Франции, и время от времени указывал, в каких отношениях даже превзошел его. Это превосходство над Наполеоном стало обычной темой фашистских пропагандистов, которые утверждали, что дуче более оригинален и обладает более великим видением, лучшим знанием людей, большим мужеством и меньшим личным тщеславием.

Льстецы подогревали его самолюбие, внушая, что он такой же прирожденный полководец, как и Наполеон, и способен лично руководить любой военной кампанией. Они знали, что это как раз те слова, которые больше всего понравятся Муссолини. В то время как для более широкой международной аудитории он продолжал упорно утверждать, что вся его энергия направлена на сохранение мира, в душе Муссолини лелеял мечту, ставшую буквально навязчивой идеей, о том, как он поведет свою страну к победоносной войне. Он повторял прежние утверждения, что 1935 год станет годом готовности к войне. Фашизм должен воспользоваться шансом захватить еще одну колонию как доказательство того, что Италия под руководством Муссолини стала великой державой.

Первым и необходимым шагом стало укрепить власть вождя над экономикой. Разговаривая с иностранцами в начале тридцатых годов, Муссолини заметил, что он против тарифных барьеров и за возможно меньшее вмешательство государства в экономическую жизнь. Но вскоре заговорил совсем иное. Так как логика фашизма все больше склоняла его к надзору и покровительству, он объяснял, что идет на это неохотно и лишь потому, что другие страны принудили его действовать так в целях самозащиты. Однако в действительности изменить свою политику и прибегнуть к помощи больным секторам экономики его заставил мировой экономический кризис 1929 года вкупе с агрессивными веяниями в международной политике. Началось с государственного вмешательства в дела важных отраслей промышленности, временно попавших в трудное положение; потом успех этой операции показал Муссолини, что интервенцию можно использовать в более крупном масштабе, для создания более централизованного контроля за всей экономикой. К 1933 году он уже привык повторять, что капиталистическая организация производства больше неприемлема. Государство, говорил теперь Муссолини, должно вмешиваться в каждую отрасль экономики, из-за чего один сенатор обвинил его в том, что он стал почти коммунистом, так как три четверти итальянской промышленности скоро будут контролироваться, если не полностью принадлежать государству.

В 1934 году Муссолини почувствовал необходимость заявить о существовании корпораций. Он убеждал себя в том, что Англия и другие страны последуют его примеру, вводя собственные корпоративные системы. Дуче надеялся, что эти корпорации вскоре будут контролировать всю итальянскую экономику. Однако он просчитался. Дорогостоящая и обременительная корпоративная бюрократия «стала мощным органом, работающим для собственного увековечивания, при полной неясности его функций, за исключением того, что, требуя огромных денег, он постоянно ставит палки в колеса индустрии».

Конечно, Муссолини не мог публично признаться, что корпорации оказались ошибкой. Он просто дополнил их соответствующими агентствами, функции которых, часто пересекаясь, создавали административную неразбериху. Вскоре модным словом стал уже не корпоратизм, а автаркия, или самообеспечение. В этом дуче видел необходимость подготовки Италии к военным действиям, когда будет затруднен ввоз товаров из-за рубежа. В феврале 1935 года он поставил цель ликвидировать зависимость страны от внешних поставок. Муссолини говорил, что десять лет «битвы за хлеб» сделали Италию способной к самообеспечению основными видами продовольствия, так что теперь у нее есть достаточный запас продуктов для того, чтобы прокормить даже в два раза большую числом нацию. Немногие из ето слушателей знали, что это – совершеннейшая ложь. Муссолини сожалел, что не осознал еще десять лет назад необходимости самообеспечений промышленной продукцией. Он не смог оценить во всем объеме, что производство оружия будет неизменно увеличивать, а не уменьшать зависимость Италии от импорта. Автаркия стала для диктатора магическим заклинанием, которое само собой могло разрешить основные проблемы военной экономики.

Муссолини рассчитывал, что война внесет свой вклад в решение итальянских экономических проблем. Завоевание Эфиопии связало бы две уже существующие колонии, Эритрею и Сомали, и он мечтал послать миллионы итальянских поселенцев в объединенную Восточную Африку. Муссолини не был расположен выслушивать реалистов, которые знали, что колониальные предприятия обычно обходятся гораздо дороже, чем того стоят; он предпочитал советы других, считавших, что итальянские поселенцы через несколько лет превратят Эфиопию в богатую экономическую зону. Постоянно велись пространные разговоры об огромных месторождениях золота, бриллиантов, меди, железа, угля и нефти, хотя для Муссолини наиболее привлекательной была перспектива мобилизации в армию одного-двух миллионов эфиопов, которые, как только в новой колонии будет должным образом налажена промышленность, станут господствующей силой на всем африканском континенте.

В конце лета 1934 года в Эритрею были посланы значительные грузы военного снаряжения. В октябре Франция получила запрос разрешить Италии свободное «экономическое проникновение» на данную территорию. В начале декабря в Вол-Вал произошла одна из многочисленных стычек. В восьмидесяти милях от границы, на территории, которая даже на итальянских картах была обозначена как часть Эфиопии, был установлен итальянский гарнизон. Муссолини воспринял это как удобный повод для последующих военных приготовлений. Он отказался вынести инцидент при Вол-Вол на международное обсуждение, но – как и в случае с Корфу в 1923 году – потребовал денежной компенсации и наказания виновных в «агрессивных действиях» против итальянцев.

В конце декабря дуче издал секретный приказ готовиться к «тотальному» завоеванию Эфиопии. Теперь возникла необходимость спешить – не только потому, что перевооружение Германии скоро заставило бы его держать большую часть армии дома, но также и потому, что Эфиопия становилась европеизированной страной. Нужно было нанести удар до того, как она приобретет достаточно современного оружия и проведет соответствующую военную подготовку. Он не собирался официально объявлять войну, необходимо было застать мир врасплох, объявив, что эти действия были предприняты из соображений самообороны. Таким образом он мог бы избежать упреков в агрессии на заседании Лиги наций. Муссолини считал, что сначала необходимо обработать Францию, а англичанам потом можно будет дать взятку, предоставив им один из районов Эфиопии.

В январе 1935 года был подписан формальный договор с Францией. Главным намерением французов было создать общий фронт против нацистской Германии. Ходили слухи, что французский премьер-министр Пьер Лаваль тайно дал Муссолини устные гарантии, что Франция снисходительно отнесется к вторжению Италии в Эфиопию. Лаваль впоследствии всегда отрицал это, утверждая, что ему говорили лишь об экономическом проникновении Италии. Муссолини потом также сказал, что ничего не говорил Лавалю о возможности войны. Но зато он наверняка намекал французской стороне, что экономическое проникновение подразумевает некоторую степень политического контроля, и обе стороны удовольствовались этим, не уточняя деталей.

В течение февраля и марта Муссолини продолжал убеждать другие страны, что у него нет никаких агрессивных намерений. К этому моменту иностранные дипломаты начали выказывать некоторую подозрительность. Но никто не мог поверить, что Муссолини настолько недооценивает угрозу со стороны Германии, что собирается развязать большую войну в Африке. В самой Италии дуче приказал держать военные приготовления в абсолютной тайне. Были организованы мероприятия по распределению противогазов и возвращению на родину десяти миллионов итальянцев, по предположению, проживавших за границей.

Разумеется, Муссолини знал, что англичанам не понравится намеченная им война против Эфиопии, но положился на то обстоятельство, что они слишком обеспокоены активизацией Гитлера и предпочтут смотреть на его дела сквозь пальцы. 29 января Муссолини послал в Лондон сообщение о том, что хотел бы договориться о сферах влияния в Восточной Африке, но при этом не выказал никакой спешки. Посол Гранди сказал английским представителям, что это дело средней важности, опять сопроводив свои слова обещанием, что Италия не имеет абсолютно никаких агрессивных намерений. Возможно, Муссолини просто хотел еще одной двусмысленной договоренности, подобной той, которая была заключена с Францией. Это дало бы возможность потом сказать правительству в Лондоне, что у них нет причин удивляться разразившейся войне. В ответ англичане одобрили взятые им на себя обязательства избегать развязывания войны. Они недвусмысленно и не раз передавали Муссолини, что он совершит непоправимую ошибку, если прибегнет к насилию. К сожалению, Гранди больше заботился о том, чтобы не огорчать дуче. Правда искажалась в угоду лести: посол твердил о том, что англичане уверяют его в их полной поддержке.

Для того чтобы решиться начать войну, Муссолини не требовалось консультироваться ни с кем, кроме короля, и уж, конечно, не с его министрами и Большим Советом. Он слишком презирал своих гражданских коллег и признавался, что опасался их возражений против того, что уже подсказали ему инстинкт и «высший судия». Консультации, пояснил он, это прибежище для людей, не имеющих силы воли. Муссолини сообщил начальнику итальянской полиции, что через несколько месяцев начнется война, но не сказал против кого. И только в феврале 1935 года он высказался яснее, когда расшифровал своим министрам, что готовится основная военная операция. Он сказал, что вооруженные силы уже готовы, основные продовольственные запасы созданы и даже решена проблема доставки угля и нефти.

Дуче собирался взять на себя главное руководство кампанией. Командующий действующей армией Де Боно получил указания не вступать ни в какие прямые контакты со штабом вооруженных сил. К марту были отремонтированы самолеты, рассчитанные на переброску 300 тысяч человек, в состав которых должно было войти равное число фашистских милиционеров и солдат регулярных войск. Но Де Боно обнаружил, что милиция совсем не имеет военной подготовки и почти бесполезна. Когда на него поднажали, Муссолини сказал, что готов послать гораздо больше людей: фашистский престиж требовал быстрой и решительной победы в войне, чего бы это ни стоило.

В конце концов в Восточную Африку было послано полмиллиона солдат и гражданских рабочих – огромная армия, самая большая из всех, когда-либо использованных в колониальных войнах. Необходимо было перевезти несколько миллионов тонн груза за две с лишним тысячи миль: по оценке одного из старших офицеров, это в десять раз превышало действительно необходимое количество. Но Муссолини настаивал на том, что посылка только одного армейского корпуса была бы слишком большой ошибкой, особенно если учесть, что «войска потребуются нам потом для завоевания Египта и Судана». Де Боно пришел в ужас, когда обнаружил, что его запросы многократно увеличены таким случайным и бессистемным способом. Так как возможности порта в Массауа были рассчитаны только на разгрузку 3000 тонн в день, то некоторым кораблям приходилось ждать разгрузки по нескольку недель и даже месяцев.

Гитлер подождал, пока эти приготовления зайдут достаточно далеко, после чего потряс мир официальным заявлением, что немцы будут перевооружаться вопреки ограничениям Версальского договора. Муссолини, тайно помогавший им, внезапно понял, что поступил в высшей степени опрометчиво, сконцентрировав почти всю свою армию в Африке. Это беспокойство отразилось в статье, помещенной в его собственном ежемесячном журнале. Прозвучало обвинение в адрес Германии и Японии в попытке установить господство в мире, а также заявление, что немцы испугались Муссолини, зная, что у него хватит сил, чтобы воспрепятствовать их экспансии в Центральную Европу. Он был настолько бесстыден, что предупреждал английское правительство о посылке Гитлером оружия в Африку и возможном его намерении поднять «негритянскую расу против всех европейцев». Возможно, английские политические деятели и «не способны понять немецкий склад ума», но они могли бы по крайней мере принять от него добрый совет и построить как можно быстрее мощные воздушные силы.

Чтобы ответить на потенциальный вызов нацистов, в апреле состоялись переговоры Муссолини с французским и английским премьер-министрами. Местом встречи была выбрана Стреза, так что дуче не пришлось покидать Италию. На правах хозяина он мог председательствовать и составлять повестку дня. Министерство иностранных дел предложило воспользоваться этой возможностью, чтобы поднять вопрос об Эфиопии, но поскольку дуче знал, что Англия настроена против его африканских притязаний враждебно, то не хотел рисковать.

Основным интересом Муссолини было заключение договора об открытии так называемого «Стрезского фронта» против Германии – не имея защиты на северной границе, он не мог рисковать, начиная войну в Африке. Поэтому Муссолини попросил английских делегатов не обсуждать эфиопский вопрос, разве что неофициально, за стенами конференц-зала. Они согласились, хотя некоторые из их официальных представителей – равно как и его – считали, что это было крупной ошибкой. Впоследствии молчание англичан позволило Муссолини заявить, что так как в Стрезе не было запротоколировано никакого официального протеста, англичане, как и французы, должны предоставить ему возможность следовать своим путем.

Муссолини уже знал, что Англия решительно настроена против затеянной им войны. Недовольство англичан недвусмысленно высказывалось за кулисами конференции в Стрезе. Эфиопия, указывали они, является членом Лиги наций, и любое посягательство на ее территориальную целостность повлечет за собой вмешательство внешнего мира. Несомненно, они надеялись на то, что итальянцы пытаются всего лишь застращать Эфиопию и принудить ее пойти на уступки. Муссолини не стал разубеждать их.

Создавшаяся в результате неопределенность была умышленно спровоцирована Муссолини. Он знал, что в противном случае ему придется обратить внимание на повторное, на этот раз публичное предупреждение против развязывания войны, сделанное англичанами на следующий день после окончания конференции в Стрезе. Так как военные приготовления Муссолини стали более явными, из Лондона опять поступили частные указания предупредить его, что как только Эфиопия пожелает принять международный арбитраж, происки Италии против значительно более слабой страны оттолкнут от нее потенциальных союзников, и возникшее враждебное отношение разрушит систему коллективной безопасности, в которой Италия, как и другие страны, очень нуждается.

Но Муссолини не был человеком, которого можно сдвинуть с места подобными аргументами. Он дал понять, что, в случае если его планы будут расстроены, навсегда выйдет из Лиги наций. В любом случае, добавлял он, враждебность мирового общественного мнения ничего для него не значит. Муссолини уже потратил огромные суммы на подготовку своей колониальной войны и «намеревался дать Италии возможность вернуть обратно свои вложения». По мнению Гранди, эта новая перспектива вызова Лиге наций доставила Муссолини даже большее удовольствие, чем присоединение Эфиопии.

В конце мая 1935 года Муссолини продолжал придерживаться антигерманской позиции и разглагольствовал о том, что в случае необходимости «сокрушит» Гитлера. Италией было подписано секретное военное соглашение с Францией о совместной защите независимости Австрии, с французским генеральным штабом проводились консультации относительно стратегии войны против Германии. Но в действительности Муссолини собирался двинуться в совершенно противоположном направлении. Еще до заключения военного пакта с Францией он проинформировал Германию, что готов к принципиальной переориентации политического курса от «Стрезского фронта» к конфронтации с западными демократическими государствами.

На протяжении нескольких лет люди Муссолини подслушивали переговоры между английским и французским посольствами в Риме. Дуче должен был иметь из этого источника подтверждение тому, что в Лондоне и Париже была твердая установка – почти любой ценой предотвратить войну против Италии. Когда в июне англичане предложили заключить соглашение относительно Эфиопии, Муссолини не принял это всерьез: перевооружение Англии едва началось, и он знал, что в Лондоне решили отдать приоритет японской угрозе на Дальнем Востоке.

По мере того как проходили недели, а от других членов Лиги наций не слышно было ничего, кроме устных протестов, Муссолини понял, что его план благополучно продвигается и становится вполне осуществимым. Публично он перечислил девяносто один пример эфиопской «агрессии» и заявил, что всего лишь пользуется правом самозащиты. Но в частном кругу дуче сказал: если бы он даже мог завладеть всей этой обширной империей путем мирных переговоров, то предпочел бы войну – победа в войне стала бы отмщением за поражение Италии в Эфиопии в 1896 году. Муссолини хотел «войны ради войны, потому что фашизму необходима слава победи геля». Парадокс заключался в том, что как раз в это время кое-кто опять начал выдвигать его кандидатуру на соискание Нобелевской премии мира.

Какое-то время Муссолини забавлялся идеей лично отправиться в Восточную Африку, дабы возглавить наступление. В своих неопубликованных речах он заявлял, что хочет заставить весь Мир подчиниться своей воле и, если эфиопы окажут малейшее сопротивление, он предаст их землю «огню и мечу».

К августу Муссолини начал поговаривать также и о войне с Англией, если она станет у него на пути. Это очень встревожило его генералов и адмиралов. Они попытались убедить дуче, что начать такую войну нет никакой возможности, но он нагло утверждал, что сможет напасть и потопить весь английский флот в Александрии за несколько часов. Возможно, он не знал того, о чем было известно итальянскому генеральному штабу – лишь около полудюжины самолетов в Италии имели достаточную для этого дальность полета, к тому же им не хватало для поражения вражеских кораблей бронебойных бомб.

Политика Англии, проводимая в сентябре относительно Италии, как узнал Муссолини по своим каналам перехвата информации, продолжала оставаться политикой попустительства агрессору. Имея ограниченные возможности и многочисленные обязательства, особенно на Дальнем Востоке, Англия вряд ли имела возможность защитить независимость Эфиопии. Но так как в итальянской прессе начали появляться статьи о возможных нападениях на Суэц, Гибралтар и Мальту, в Лондоне сочли разумным укрепить флот на Средиземноморье. Муссолини в частной беседе сказал англичанам, что на их месте он сделал бы то же самое, но публично заявил, что это недопустимая угроза, и ловко воспользовался этим фактом у себя на родине, чтобы поднять патриотические чувства.

Командующие войск поражались самоуверенности дуче, так как знали, что его басня о слабости британского флота – всего лишь плод его воображения. То, что Италия получала свыше трех четвертей импорта по морю и даже вынуждена была посылать морским путем питьевую воду своим вооруженным силам в Восточной Африке, делало ее чрезвычайно уязвимой. Адмиралы докладывали, что если Англия вступит в войну, они не смогут защитить даже итальянское побережье от бомбардировок. Но Муссолини правильно рассудил, что англичане никогда не выступят против Италии, пока будут уверены, что главную опасность для них представляют Германия или Япония. Когда дуче оказался прав, руководители вооруженных сил, как и вся Италия, преисполнились восхищения.

В эти последние недели перед началом войны во всем облике Муссолини было что-то поразительно дерзкое. В Лиге наций у него почти не было друзей, в Ватикане считали, что он слегка спятил, и Папа, несмотря на всеобщую симпатию к предстоящему «католическому крестовому походу», замышлял ввести общественную цензуру, направленную против «цивилизованной нации, вознамерившейся захватить другую страну». По словам посла США, Муссолини был не сумасшедшим, а «коварным, непреклонным, упрямым, безжалостным и охваченным злобой» человеком; английский посол считал его «на редкость лишенным угрызений совести», но создающим «постоянное впечатление человека, оказавшегося жертвой, а не хозяином своей судьбы».

Война в Восточной Африке

Стратегические планы Муссолини основывались на том предположении, что эфиопы плохо вооружены. У них могло быть несколько сотен пулеметов, возможно, десять невооруженных самолетов (хотя перед общественностью Муссолини притворялся, что его противники очень хорошо вооружены самым современным оружием). Имея неоспоримое превосходство в воздушных силах, Муссолини предполагал с их помощью осуществить тщательно подготовленную стратегию терроризирования гражданского населения, пока оно не сдастся на милость победителя. Планировалось, если будет необходимо, разрушить главные эфиопские города с помощью бомбардировки. Он полагался также на силу подкупа, что впоследствии делал и в других странах, которые собирался атаковать.

2 октября звон колоколов и вой сирен собрали народ Италии на площадях городов, где через репродукторы дуче объявил о начале войны. Вся эта процедура была тщательно отрепетирована Стараче в предшествующие месяцы. Двадцать шесть миллионов человек приняли участие в этом так называемом величайшем событии в истории человечества.

Итало-эфиопская война 1935-1936 (видео)

В то самое время, когда флотилия самолетов отправилась бомбить город Адуа, Муссолини направил сообщение в Лигу наций о том, что Италия стала жертвой варварской и ничем не вызванной агрессии. В этих самолетах находились два его старших сына и зять Галеаццо Чиано. Младшего сына Бруно забрали из школы. В неполных семнадцать лет, после незначительной подготовки, он тоже получил лицензию летчика.

Итальянцы встретили начало войны, как ни странно, без особого энтузиазма. Это вынужден был признать про себя и Муссолини. Его заявлениям о том, что это оборонительная война против варварского агрессора, явно не хватало убедительности. На призыв записаться в армию добровольцами откликнулись немногие. Что в конце концов подняло волнение среди народа, так это, как он и ожидал, единодушное осуждение Италии пятьюдесятью членами Лиги наций. Именно это и было нужно дуче, чтобы убедить итальянцев, что их страна находится в опасности, что все истинные патриоты должны сплотиться ради общего дела.

По условиям договора о создании Лиги наций любое государство, являющееся ее членом и напавшее на другое государство, считалось совершившим акт агрессии против всех остальных членов, которые должны были разорвать с ним торговые отношения. Муссолини согласился с тем, что нарушил договор, но заявлял, что попытка поставить Италию на один уровень с нецивилизованной Эфиопией является актом унижения ее национального достоинства. Всеобщее осуждение в Женеве отрезало его от западных демократических государств, но обеспечило неожиданную поддержку в своем собственном отечестве.

Экономическая блокада по условиям договора Лиги наций была не только обязательной, она носила определенно политический характер для стран, которые видели в коллективной безопасности единственную для себя систему защиты. Однако в действительности санкции против Италии оказались более чем бесполезными. При отсутствии прецедента применения требовалось слишком много времени для создания механизма их реального исполнения одновременно столь большим числом различных стран. В частности, не было согласия относительно закрытия Суэцкого канала для военных перевозок или запрета поставок нефти, что было бы равносильно началу военных действий против Италии.

Так много говорилось о фашистской военной подготовке и так важно было захватить как можно больше территории, прежде чем даст о себе знать международная реакция, что Муссолини, отвергнув советы своих командующих армиями, приказал не обращать внимания на остающегося в тылу врага и двигаться вперед, в центральные районы Эфиопии. Де Боно жаловался на некомпетентность дуче как организатора и стратега, другие считали, что по-настоящему некомпетентен как раз Де Боно, решивший вести длительную войну и не рассчитывавший на молниеносную победу, которой требовала политическая ситуация. Выбор командующего был очевидной ошибкой и, судя по первым часам наступательной операции, Муссолини тут же стал искать ему замену.

Между тем случившееся вызвало в Лондоне и Париже ужасную тревогу за судьбу «Стрезского фронта», образованного тремя антигерманскими государствами. Гранди, находившийся в Лондоне, оставался почти в полном неведении относительно политических решений Рима, так что иногда вынужден был спрашивать, что происходит, у английского правительства. Частным порядком он все пытался убедить англичан в том, что воинственные публичные заявления Муссолини предназначены для ушей итальянцев за границей, их не следует принимать всерьез.

Не поставив в известность посла, Муссолини послал в Лондон своих эмиссаров, появление которых вызвало еще большее замешательство. Один из них привез предложения по урегулированию конфликта. Но когда из Эфиопии в Рим прибыл посланец, чтобы обсудить условия, Муссолини отказался принять его под тем предлогом, что это может быть подосланный наемный убийца. Вместо этого дуче заключил странное соглашение с обаятельным жуликом по имени Джакир Бей, который взял на себя обязательство либо похитить Хайле Селассие и доставить его в Италию, либо обеспечить тайный сговор с ним о проведении фиктивного сражения, которое якобы выиграют итальянцы, после чего эфиопы согласятся на компромиссный мир. Два месяца фашистское правительство продолжало играть в эту неслыханную игру, но в конце концов решило откупиться от Джакир Бея, щедро заплатив ему за молчание. Кое-какие документы, касающиеся этого факта, были изъяты из архива.

В декабре французы и англичане представили очередные предложения для компромисса, в соответствии с которыми Италии была бы отдана большая часть того, на что она претендовала. Муссолини был уже готов принять этот план «Хора-Лаваля» как основу для обсуждения, но взрыв народного негодования в Англии против такого предательства по отношению к Эфиопии заставил Семюэля Хора оставить должность секретаря по иностранным делам. В свою очередь это дало возможность Муссолини отказаться от предложения, заявляя в то же время, что отказ был ему навязан.

Декабрь был трудным месяцем для дуче. Его коллеги считали, что он плывет по течению без какой-либо ясной политической цели и удивлялись, как он смог пережить почти единодушное осуждение западного мира. Несколько итальянских министров и иерархов были посланы сражаться в Эфиопию, чтобы показать, что они остаются в глубине души преданными сквадристами, и дать возможность каждому увидеть, что Муссолини может легко управлять государством и без их помощи. Бальбо отмечал, что их лидер навязал им войну без какого-либо предварительного обсуждения или консультаций, и что он «редко видел спектакль такого масштаба с таким отсутствием мастерства или с такой фривольной наивностью. Политические, дипломатические, финансовые, даже военные приготовления полностью не отвечали требованиям». Муссолини «жил изолированно, в четырех стенах, ничего не видя и не слыша из реального мира... окруженный лишь лизоблюдами, говорившими ему только то, что он хотел услышать. Если человеку сто раз на дню говорить, что он гений, то он в конце концов и сам поверит в свою непогрешимость».

Победа должна была служить Муссолини оправданием, он ожидал ее от маршала Бадольо, сменившего Де Боно. Бадольо было приказано использовать любые террористические методы, включая уничтожение деревень и применение отравляющих веществ в широком масштабе. Хотя Муссолини сам подписал международную конвенцию о запрещении применения отравляющих газов, он продолжал считать их обычным оружием войны, пока факт его использования сохраняется в тайне. Дуче был готов в случае необходимости применить даже бактериологическое оружие для распространения инфекционных заболеваний. Так как Джакир Бей и другие посредники потерпели неудачу в завоевании Эфиопии хитростью, было принято решение использовать любые возможные военные средства. Не было никакого смысла тратить десять лет на производство сотен тонн отравляющего газа, не применив его для устрашения и деморализации врага.

Сам факт применения газа, возможно, заслуживает меньшего внимания, чем те огромные усилия, которые делались, чтобы его скрыть. Муссолини нужно было заставить мир поверить, что такая цивилизованная страна, как Италия, была вовлечена в войну дикой страной, поэтому все репортажи с фронта тщательно проверялись. Он не хотел также, чтобы люди думали, что итальянцы победили, лишь прибегнув к незаконным методам борьбы. Дуче знал, что если такие факты всплывут на поверхность, это нанесет сильный удар по фашистскому престижу. Горчичный газ был секретным оружием Муссолини, и он хотел сохранить этот секрет, чтобы иметь возможность использовать его и в дальнейшем.

В начале 1936 года огромная армия Бадольо начала продвигаться вглубь Эфиопии с севера, Грациани наступал из Сомали на юге. Муссолини понял, что компромиссный мир теперь уже не нужен. Опасность возникла, когда англичане наконец решили предложить ввести запрет на нефтяные поставки. В ответ на что Муссолини пригрозил, что выйдет из Лиги наций и, возможно, нападет на Судан. Однако он не забывал ободрять миротворцев, продолжая вести с ними сепаратные переговоры в Риме, Женеве и Джибути, чтобы создать впечатление, что с ним все еще можно договориться.

Тем временем Гранди попытался опять завоевать доверие Муссолини. Он сообщал из Лондона маловероятные сведения о том, что якобы король Эдуард хочет, чтобы итальянцы знали, что втайне он на их стороне и под большим секретом сказал итальянскому послу, что считает «преступной и смехотворной» попытку английского правительства поддержать Лигу наций. Усилия Гранди были направлены на то, чтобы вызвать в Лондоне панику из-за угрозы войны: следовало помещать в английские газеты статьи, где бы говорилось, что Италия располагает восьмимиллионной армией и самыми мощными военно-воздушными силами в Европе и что любое сопротивление ей не только обречено на провал, но может привести к установлению в Европе гегемонии нацистской Германии.

В начале мая Бадольо занял Аддис-Абебу. Судя по всему, война подошла к триумфальному завершению. Тот факт, что большая часть Эфиопии оставалась незавоеванной и что борьба продолжалась на протяжении последующих трех лет, постарались скрыть от итальянской общественности. Виктор Эммануил был провозглашен императором вместо «Синьора Тафари». Муссолини заявил, что пленных эфиопов будут теперь казнить как «мятежников». Его генералы получили официальное разрешение продолжать использовать отравляющий газ и проводить «систематическую политику террора», а также особые инструкции уничтожить незначительную прослойку интеллектуалов, которые могли бы направить движение сопротивления. Было введено правило за каждого даже случайно погибшего итальянца казнить десять эфиопов.

Создавая итальянскую империю, Муссолини наконец достиг цели, которую поставил перед собой много лет назад. Итальянский народ с радостью воспринимал известия о том, что эфиопы единодушно и по-дружески приветствуют завоевателей, благодарят их за то, что они принесли им цивилизацию, справедливость и технические достижения. Европейские страны усиленно заверяли, что Италия удовлетворила все свои державные требования и более не будет претендовать на какую бы то ни было территорию. Фашизм станет теперь консервативным, склонным выступать против насилия и в отношении революции перейдет на «другую сторону баррикад». Муссолини убеждал англичан, что слухи о вербовке им огромной армии из эфиопов не имеют под собой почвы.

Ни одно из этих заявлений не соответствовало действительности, но дуче надеялся, что им поверят.

Приближенным дуче признавался, что ведение такой войны, какую вел он, возможно, аморально, но единственная мораль в политике – это успех. «Величайшая колониальная война за всю историю» была спланирована и выиграна лично Муссолини – это должен был понять каждый. Он всячески старался, чтобы заслуги его военачальников Де Боне, Бадольо и Грациани не затмили славы, которая принадлежала по праву ему одному. Победа в Эфиопии была описана как «шедевр», поразивший мир. Говорили, будто европейские военные эксперты считали Эфиопию страной, не знающей поражений. Среди иностранцев были наняты писаки, которых потом можно было щедро цитировать в Италии.

Трудно определить, чего стоила эта война. По оценкам эфиопов, возможно, несколько преувеличенным, они потеряли полмиллиона человек. Итальянская сторона утверждала, что с ее стороны погибло около 5000 солдат, причем преимущественно из числа цветных. Муссолини, комментируя эти цифры, цинично заявлял, что хотел бы, чтобы погибло больше итальянцев, дабы эта война выглядела более серьезной. На войну был потрачен почти полный годовой национальный доход. Количества израсходованных военных материалов хватило бы для снаряжения семидесяти пяти дивизий. В финансовом выражении это равнялось всему военному бюджету страны за последующие три года. Однако Муссолини думал, что сможет заставить людей поверить в то, что армия вышла из войны сильнее, чем когда-либо. Так же преувеличивая, он говорил о новой колонии как о «земле обетованной», с помощью которой возможно решение всех итальянских экономических проблем. В действительности же она стала причиной огромных расходов и без того ограниченных национальных ресурсов.

Скульптура Муссолини-Сфинкс, сооружённая солдатами после победы над Эфиопией

Диктаторская пропаганда стремилась увековечить многие подобные заблуждения. Но все же посторонним наблюдателям нетрудно было заметить, что в результате предпринятых военных усилий Италия стала гораздо слабее, чем прежде. Программа долговременного снабжения войск в бассейне Красного моря оказалась очень дорогостоящей и чрезвычайно уязвимой, особенно теперь, когда систематические провокации и угрозы со стороны Муссолини побудили наконец Англию к более быстрому перевооружению. Экономические санкции, хотя и неэффективные, все же приносили убытки. Отталкивая западные демократические страны, Муссолини тем самым подталкивал себя все ближе к альянсу с Германией и таким образом начал терять одно из важнейших преимуществ Италии – возможность натравливать могущественные европейские державы друг на друга. Возможности маневра в иностранной политике резко сузились. Теперь Муссолини стал действительно видной фигурой – в Соединенных Штатах к фашистам начали относиться как к банде неразборчивых в средствах гангстеров, а кое-кто вновь выдвигал предположения, что если дуче и не спятил окончательно, то все же способен наброситься «как бешеная собака» на кого-нибудь еще.

Отрицательные результаты победы Муссолини в Африке выявились значительно позднее. За короткое время он успел бросить вызов пятнадцати странам – членам Лиги наций. Мгновенно став центральной фигурой в мировой политике, Муссолини заставил англичан согласиться с тем, что он бросил вызов и победил. В самой Италии он убедил в своей гениальности многих сомневающихся и достиг звездного часа своей популярности.

Говоря о том, что все его честолюбивые стремления удовлетворены, Муссолини все чаще приходил к мысли, что если он смог выиграть величайшую колониальную войну в истории человечества, то сумеет свершить и что-то большее. «Всякая остановка есть проигрыш», – сказал он как-то одному старому знакомому, не допуская даже мысли о том, сколь опасен подобный лозунг. Муссолини собирался основать в Эфиопии мощную металлургическую промышленность, способную производить необходимое оружие для миллионной армии солдат, которых планировал там же завербовать, и хотел, чтобы думали, что он занят изучением амхарского языка, как и приличествовало правителю империи. Уже в марте 1936 года он начал поговаривать о неизбежности следующей войны и необходимости направить всю национальную экономику на эту основную цель. Большая часть промышленности должна была прекратить производить продукцию для частных потребителей и сконцентрироваться исключительно на выпуске оружия. Некоторые из министров дуче наконец поняли, что его самоуверенность, возникшая в результате слишком легкой победы над плохо вооруженной и неорганизованной эфиопской армией,– злая шутка судьбы, заманившей его на путь окончательного поражения.

Последовавшие за войной в Эфиопии месяцы были отмечены новым подъемом в движении «дучизма», а Муссолини не был настолько сильной личностью, чтобы устоять под шквалом обрушившихся на него восхвалений. Крестьяне на полях падали перед ним на колени, женщины поднимали вверх младенцев, дабы он мог дать им свое благословение, а министры кабинета иногда часами стояли навытяжку в его присутствии. Наступило время, когда Стараче установил общее правило для тех, кто хотел взять у дуче интервью: они должны были бежать к его рабочему столу, а затем точно так же обратно, лишь на мгновение останавливаясь в дверях, чтобы отдать ему салют.

Любой благоразумный человек должен был понять, что это переходит всякие границы и несет в себе определенную опасность. Но сам Муссолини этого не понимал. Стая хорошо оплачиваемых журналистов каждый день твердила, что дуче почти божество, по крайней мере, наместник Бога на земле, пришедший, чтобы вершить историю, кормчий и вождь расы, которой предопределена роль господствовать во все времена.

Мать Муссолини также стала своего рода культом. В память о ней школьники распевали речитативом песню «Счастливая мать». Место рождения дуче и захоронения его родителей превратилось в святыню, перед которой посетители должны были преклонять колена в знак благодарности. В новом издании биографии, написанной Пини, вполне официально говорилось о том, что Муссолини во всем мире считают сверхчеловеком и величайшим гением современности. К тем, кто придерживался такого мнения, относили Ганди, Дугласа Фербенкса, Киплинга, Де Валера, Стравинского, Лехара, Пьеро Моргана, Франклина Рузвельта и «бесконечное множество других».

Сомалийские солдаты в тренировочном лагере во время военных действий в Огадене, 30 ноября 1977 года. Фото: AFP / EAST-NEWS

В 1977-1978 годах разразилась кровопролитная война между Эфиопией и Сомали; СССР вначале был союзником обеих стран

История пост-колониальной Африки - это история как гражданских, так и международных конфликтов. Тем не менее даже среди них Эфиопо-Сомалийская война 1977-1978 годов или, как ее еще называют, война за Огаден , стоит особняком.

23-мм ЗСУ «Шилка» на огневой позиции. Остров Нокра, Эфиопия
Источник – otvaga2004.ru Это фото взято

От колонии - к идее о «Великом Сомали»

Еще в 1960 году, когда государство Сомали только было образовано путем слияния обретших независимость бывших колоний - Британского Сомали и Итальянского Сомали - его руководители ставили перед собой задачу объединить все территории, населенные этническими сомалийцами, в одно образование.

На флаге Сомали как сейчас, так и 50 лет назад изображена пятиконечная звезда. Именно в ней нашла свое отражение идея сомалийских племен об объединении и создании на «Африканском роге» сильного национального государства - «Великого Сомали».
Два луча - это две бывшие колонии, составившие ядро новой страны.
Остальные три - Джибути (сфера влияния Франции ), провинция Огаден (эфиопское Сомали ) и Северо-Восток Кении .
Все эти территории роднило то, что они были населены преимущественно мусульманами-сомалийцами и лидеры новообразованного государства ставили своей целью приблизить тот день, когда все лучи белой сомалийской звезды объединятся не только на государственном флаге.

В 1960 году, почти в первые дни независимости, Сомали обозначило Кении свои претензии на Северо-Восточную провинцию. Стороны обратились к Великобритании с просьбой выступить в споре в качестве арбитра. Англия не поддержала сомалийские притязания, что вылилось в разрыв отношений между бывшей колонией и метрополией.

Председатель Верховного Совета СССР Николай Подгорный и Сиад Барре в Кисимайо во время визита Подгорного в Сомали, 3 сентября 1974 года. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости

Осознавая необходимость в поддержке со стороны кого-либо из мировых держав для реализации своих экспансионистских планов, сомалийцы после разрыва с Великобританией решили .
В 1961 году с дружественным визитом Советский Союз посетил премьер-министр Абдирашид Али Шермарке. В ходе этого визита был подписан договор о дружбе и сотрудничестве между двумя государствами, предполагавший, помимо всего прочего, военную помощь для Сомали со стороны СССР.

У Советского Союза в этой договоренности был свой интерес - соседняя с Сомали Эфиопия поддерживала тесные связи с США , и в этой ситуации, делая ставку на сомалийцев, СССР уравнивал расстановку сил на «Африканском роге».
Благодаря поддержке Советского Союза, Сомали смогло обзавестись достаточно сильной по африканским меркам армией, обученной и вооруженной по советскому образцу. Помимо этого, советская сторона активно участвовала в становлении и развитии промышленности молодой страны.
Государственный переворот 1969 года, в результате которого к власти пришел генерал Мохаммед Сиад Барре, не только не помешал связям двух стран, а, напротив, только укрепил их.
Едва заняв президентское кресло, Сиад Барре тут же объявил в стране курс на строительство социализма с исламским уклоном.
В Москве это решение было встречено с одобрением, и в последующие годы советское военное и экономическое присутствие в Сомали только увеличивалось.
Так, к середине 1970-х годов численность советских военных советников всех рангов и гражданского персонала в стране составляла до трех тысяч. Взамен СССР получал в свое распоряжение стратегически важный порт Бербера .

Новые друзья и старые враги

Ситуация начала стремительно меняться после того, как в 1974 году в Эфиопии был свергнут император Хайле Селассие.
На смену 700-летней монархии пришла группировка ориентированных на соцлагерь военных.
В Могадишо посчитали политическую дестабилизацию в соседней стране хорошим поводом для того, чтобы начать реализовывать свои территориальные амбиции на практике.
В частности, Сиад Барре стал тайно поддерживать террористическую организацию «Фронт освобождения Западного Сомали».
В итоге Эфиопия оказалась в сложном положении: с одной стороны определенное беспокойство доставляли эритрейские сепаратисты , а с другой - в Огадене и сопредельных территориях местные сомалийцы при поддержке Могадишо развязали партизанскую войну против властей.
В этих условиях стране требовалась опора и поддержка в лице могущественного союзника.
В итоге борьбу за власть среди военной верхушки выиграл полковник Менгисту Хайле Мариам, решивший взять курс на сближение с СССР .
Так Эфиопия из союзника США превратилась в социалистически-ориентированную страну .

Менгисту Хайле Мариам в Тбилиси, 1 ноября 1978. Фото: Рунов / РИА Новости

В Москве эту ситуацию восприняли неоднозначно. С одной стороны, Брежнев горячо приветствовал полковника Менгисту как нового товарища и союзника, с другой же - для советского руководства сложилась патовая ситуация - на «Африканском роге» по соседству располагались две просоветские страны, которые при этом были настроены крайне недружественно по отношению друг к другу .

Опасения Кремля не были напрасными: Сиад Барре не желал считаться с изменениями в политической обстановке в регионе, ставя национальные интересы Сомали несомненно выше глобальной стратегии Советского Союза .
В частности, 23 февраля 1977 года в ходе беседы с советским дипломатом Георгием Самсоновым, он заявил, что Менгисту, заявляющий о своей ориентации на социализм, должен последовать провозглашенному Лениным принципу права наций на самоопределение и позволить населению Огадена самому решать, в составе какого государства они хотели бы видеть свою область.
Тем не менее Москва до последнего считала, что конфликта удастся избежать , периодически давая Могадишо рекомендации воздержаться от нагнетания ситуации.
Надо отметить, что никакой стратегической ценности Огаден сам по себе не представлял - это была пустынная слабозаселенная местность.
Тем не менее в рамках национальной идеи о построении «Великого Сомали» эта область имела для Могадишо огромное значение. Война была неизбежна .

Жаркое лето 1977 года

С начала 1977 года сомалийцы предпринимают ряд провокаций на границе с Эфиопией.
Солдаты регулярной сомалийской армии, переодетые в гражданское, совместно с боевиками Фронтом освобождения Западного Сомали совершают нападения на объекты на эфиопской территории, однако терпят поражение и отступают.
После неудачной атаки на гарнизон Годе в мае, в ходе которой сомалийцы потеряли более 300 бойцов, Сиад Барре решает перейти от диверсий и провокаций к полномасштабному вторжению, не уведомив об этом Москву .

23 июля 1977 года регулярные сомалийские части вторглись в эфиопскую провинцию Огаден . Сомалийская группировка насчитывала 42 тысячи человек и включала в себя 12 механизированных и пехотных бригад, 250 танков, 600 артиллерийских орудий, около 40 самолетов.
Сомалийцы наступали на Северном и Южном направлениях - главный удар осуществляла северная группировка, в то время как наступление на юге носило вспомогательные функции.
Эфиопская армия уступала сомалийцам как в техническом оснащении, так и численно. Помимо этого, эфиопские части были разбросаны по всей провинции и не представляли собой единой силы, а войска Сиада Барре, умело маневрируя и используя принцип концентрации войск на стратегически важных направлениях, громили эфиопов по частям, почти не неся при этом потерь .

В Аддис-Абебе до последнего надеялись, что СССР сможет урезонить Сиада Барре и заставить его войска отступить обратно в Сомали.
В августе, с разницей в несколько дней, он и Менгисту посещают Москву - именно тогда и решалось, чью сторону примет СССР.
В Кремле рассудили, что Сиад Барре, начавший войну без согласования с советским руководством, более не может считаться надежным союзником. Предпочтение было отдано Менгисту и Эфиопии .
В сентябре эфиопы разорвали дипломатические отношения с Сомали.
13 ноября сомалийцы денонсировали договор о дружбе и взаимопомощи с СССР и потребовали от советских военных и гражданских специалистов в кратчайшие сроки покинуть страну .

Советский Союз оказался в затруднительном положении - решив поддержать Эфиопию, руководству СССР пришлось объявить войну ими же выпестованной и вооруженной сомалийской армии .
Войска же Эфиопии были плохо обучены и вооружены устаревшими образцами оружия и техники.
Перед Советской стороной стояла сложная задача в кратчайшие сроки и в условиях войны создать боеспособную новую эфиопскую армию, которая могла бы успешно отразить сомалийскую агрессию.
В Эфиопию был спешно организован «воздушный мост» для переброски техники, персонала и инструкторов. Так, например, вспоминал те события их непосредственный участник В. В. Боев: «В сентябре 1977 года с группой военных специалистов в количестве 120 человек под видом специалиста по сельскому хозяйству был отправлен в Эфиопию. Исполнял обязанности водителя, оператора, электромеханика, начальника связи аэродрома города Диредяу. Население к нам относилось хорошо».

В это же время на фронте разворачивался сомалийский блицкриг - к концу года войска Сиада Барре контролировали до 90% территории Огадена .
Эфиопские части были разгромлены и в беспорядке отступали . Для стран соцлагеря наступил критический момент.
Москва и Гавана решили прибегнуть к уже использовавшемуся в Анголе приему и направить в Эфиопию кубинский вооруженный контингент , который бы усилил армию Менгисты.
В декабре 1977 года начинает осуществляться переброска кубинских военных из Анголы и Конго (Браззавиль). Всего было переброшено шесть бригад общей численностью в 18 тысяч человек под командованием генерала Арнальдо Очоа.
При этом официально факт присутствия в Огадене кубинских солдат отрицался как Гаваной, так и Аддис-Абебой.
Кубинцы, прибывавшие в Эфиопию, сразу же перебрасывались на передовую, что позволило к концу года отчасти стабилизировать ситуацию на фронте.
Кроме кубинцев на стороне эфиопов сражались около двух тысяч боевиков из Южного Йемена , также союзного СССР.

Крах надежд на «Великое Сомали»

Параллельно с тем, как кубинцы сдерживали сомалийское наступление, советские военные специалисты заново создавали эфиопскую армию. Так охарактеризовал позже положение дел в ней один советский инструктор: «Эфиопская армия производила гнетущее впечатление. Офицеры не были приучены к ведению боевых действий, и роль их была непонятной. Для них в окоп залезть... Нет, что ты... Командир дивизии вообще дней десять не появлялся на фронте. Ни одной карты боевых действий не было. Выехали ночью на передний край. Окопов - никаких. Палаточка стоит, костерок дымится, какое-то варево булькает. А что? Они, когда видели сомалийские танки, просто бежали. А когда артиллерия отбивала атаку - возвращались. 12 тысяч человек держали фронт в полтора километра! До нас их советниками были американцы. Но об уровне помощи говорит уже то, что советником командира дивизии был сержант ! »

Эфиопские солдаты, вооруженные советскими AK-47, во время контрнаступления в Огадене, 16 февраля 1978 года. Фото: Amin / AP

Тем не менее активная помощь со стороны СССР вскоре начала давать плоды.
В январе 1978 года эфиопы и кубинцы разворачивают контрнаступление и отбрасывают сомалийцев от города Харар, столицы Огадена.
Присутствие в рядах эфиопской армии кубинцев и советских военных специалистов помимо практической пользы оказывало колоссальное моральное воздействие на эфиопов .
Генерал-майор в отставке П. А. Голицын вспоминал: «Подъезжая к фронту с капитаном Имамом, мы видим, как батальон эфиопов бросает позицию в окопах и в панике отступает, вместе с батальоном отходят два танка. Капитан Имам, держа над головой автомат, кричит: "С нами советский генерал, сзади идет подкрепление, вперед на сомалийцев!" Батальон начал останавливаться, танки пошли вперед, и батальон восстановил положение, которое он занимал до отхода. В ходе этого боя эфиопы захватили в плен пять сомалийцев. Я спросил у Имама: "Что ты кричал?" - он через переводчика сообщил приведенный выше текст ».

Начиная со 2 февраля 1978 года, вооруженные силы Эфиопии переходят в полномасштабное наступление на сомалийские части. Войска Сиада Барре к тому времени выдохлись и полностью утратили стратегическую инициативу. Только за первую половину февраля было уничтожено и захвачено около 70% сомалийских танков, более 80% орудий полевой артиллерии и минометов.
Фронт стал смещаться в противоположном направлении - эфиопские части планомерно освобождали ранее захваченные сомалийцами города.
3 марта кубинско-эфиопские войска начали бои за Джиджигу - важнейший стратегический узел Огадена и последний рубеж сомалийской обороны.
К утру 5 марта усилиями эфиопских частей и кубинской танковой бригады город был взят . У сомалийцев больше не осталось баз и значимых укрепленных позиций в Огадене. Они беспорядочно отступали к границе, преследуемые эфиопскими войсками.
К 9 марта эфиопы вышли к границам Сомали . 15 марта Сиад Барре объявил о «выводе войск» с территории Эфиопии, по факту же их там уже почти не было. К 16 марта последние сомалийские военнослужащие были выдворены из Огадена.

Эфиопские солдаты во время наступления на сомалийскую армию в Огаденской пустыне, 14 июня 1978 года. Фото: AFP / EAST-NEWS

Потери обеих сторон исчислялись десятками тысяч. Особенно тяжело воспринимались потери в технике, восполнение которых было делом долгим и затратным.
Что же касается долгосрочных последствий, то они, несомненно, более серьезными были для Сомали .
Армия Сиада Барре так и не оправилась от огаденской катастрофы, что привело к ослаблению власти и дестабилизации страны.
Уже в начале 1980-х годов в Сомали началось антиправительственное партизанское движение, приведшее в итоге к перевороту и отстранению от власти в 1991 году Сиада Барре, что в дальнейшем погрузило страну в пучину гражданской войны, которая продолжается и по настоящее время.
Эфиопия , хоть и отразила сомалийскую агрессию, тоже значительно потеряла в военных ресурсах, что привело к эскалации конфликта в Эритрее и отделению последней в 1993 году .
Пограничный спор этих государств не решен до сих пор, Эфиопия является одной из беднейших стран Африки.

Что касается Советского Союза, то, несмотря на неутешительные последствия для обеих сторон, именно война за Огаден стала, пожалуй, единственным конфликтом в Африке в годы холодной войны, где СССР смог одержать чистую победу .